Коллектив авторов - Банджо-блюз

– Живи, Гильгамеш! Живи, возлюбленный мой! – и запела, ломким, дрожащим голосом, но неустанно:

Гильгамеш не открыл глаз, когда голос М а ри навеки умолк. Прошли недели, прежде чем он снова бросил взгляд на единственный доступный ему кусочек мира, бывший могилой дорогих ему людей. Больше всего желал Гильгамеш, чтобы Хумбаба наконец пришел и дрался с ним. Но со временем гнев на врага сменился злостью на самого себя: «Прославленный герой Урука... любимец богов... город не отстоял... доверившихся тебе людей не защитил... их убили за твои прошлые деяния... за то, что ты сотворил в другой, давно минувшей жизни...»

В бесконечной череде мучительных смертей и воскрешений Гильгамеш был бы рад умереть окончательно.

Шло время. Хумбаба недолго царствовал на троне Урука, только пока не явились наемники из далекой Нубии. Пришельцы начали жечь деревни, и Хумбаба собрал и выставил армию против них. И тут выяснилось, что три предводителя чужаков – бессмертные. Отборные войска Хумбабы были бессильны против них, и в конце концов темнокожий противник взял в поединке его голову.

Хумбаба умер с кривой усмешкой на устах, и последняя его мысль была о полуразрушенном храме на пустыре севернее Эшнунны.

Время продолжало течь своим чередом. Гильгамеш сломал себе шею, чтобы высвободить голову из хомута, но против остальной цепи оказался бессилен. Прошли годы, прежде чем он смирился с тем, что из этой тюрьмы нет выхода.

Как-то цепь на левой ноге лопнула. Гильгамеш это заметил, попыток освободиться не возобновил. Головой можно крутить куда хочешь – и ладно. Взор его отдыхал на скудной зелени, отвоевавшей себе место в стенах заброшенного святилища. Иногда он почти забывал, что на полу у его ног громоздится сотня скелетов, и сотня черепов обвиняюще взывает пустыми глазницами.

А потом обвалилась крыша и погребла и останки шумеров, и скованного царя. Он встретил смерть под рухнувшими камнями, как желанную гостью.

Одинокий всадник саркастически усмехнулся, пробурчав: «Это и есть та самая пр о клятая долина? Не удивительно, что в местных деревнях всерьез верят, что при солнечном затмении небо может обрушиться им на головы».

Он тряхнул копной каштановых волос, смахивая их с лица, и поскакал дальше. И увидел на краю дороги то, что недавние дожди вымыли из песка: человеческий череп. Путешественник огляделся вокруг, заметил выбитые на скалах знаки и еще один череп на скальном выступе.

Древнее кладбище?

Ночь уже вступала в свои права, а вместе с ней и холод. «Святая земля, неплохо», – подумал всадник, въезжая дальше в долину в поисках убежища.

Долина заканчивалась тупиком, и путешественник уже собирался заночевать под голой скалой, как вдруг обнаружил едва заметные руины какого-то сооружения, возможно, древнего храма. Почти все его стены обрушились, но задняя сторона углублялась в гору, там всадник и решил устроиться на ночлег. Он спешился и повел коня по выветрившимся каменным плитам.

Странное чувство охватило его, и тут он понял, что стоит посреди развалин, а кругом во множестве разбросаны человеческие останки.

– Действительно, кладбище, и ощущение здесь какое-то тягостное, – буркнул он. Но шел дальше, ибо в призраков не верил. Шел, пока не наткнулся на торчащую из-под кусков каменной плиты руку. Без признаков разложения. Странное чувство усилилось, и Тьянефер из Трои [3] Тьянефер из Трои – прежнее имя Грэйхема Эша (серия «The End of Innocence»). -- Прим. автора. уже знал, что имеет дело с бессмертным.

Разбирать камни было нелегко. Взору Тьянефера предстало разбитое тело мужчины -- бессмертного. Человек был обвит множеством цепей и прикован к непонятной металлической конструкции. Тьянефер освободил его, потом развел костер и принялся ждать.

Разбудил его Зов, уже перед самым рассветом. Тьянефер посмотрел в сторону почти прогоревшего костра, где лежал другой бессмертный. Тот, похоже, только что очнулся и лежал, уставившись перед собой. Тьянефер бросил в костер несколько веток.

– Я Тьянефер из Трои, – он подождал, но незнакомец никак не отреагировал.

– Кто ты? – Тьянефер вдруг подумал, что чужак не понимает по-гречески, и повторил вопрос на вавилонском, потом на других языках, бывших в ходу у различных народов. Неизвестный бессмертный только вертел головой, прислушиваясь к словам, но без малейшего понимания. Взгляд его был пуст, как неисписанный папирус. Вдруг чужак низко наклонил голову, косясь на меч, который Тьянефер для верности держал в руке. Тьянефер не сразу понял, что незнакомец хочет умереть.

Обезглавить его просто так, без поединка? Нет, это неправильно. К тому же они на святой земле.

Тьянефер мотнул головой и направился к своим вещам – готовить завтрак.

Гильгамеш смотрел на человека, говорившего на непонятном языке. Мысли двигались медленно, как в вязком болоте. Столетия под завалом не помогали мыслить быстрее. Бессвязные отрывки воспоминаний... они таинственным образом притягивали к одному месту... там полураздробленный череп.

– М а ри... – столетиями не использованные голосовые связки выдали лишь хриплое карканье. Здесь, на этом самом месте она пела. До конца. «Живи, возлюбленный мой!» – все еще звучало у него в голове.

Да, он все еще живой. Какую бы игру ни затеяли с ним боги, он всегда остается в живых.

Чей-то голос проник в его затуманенное сознание. Он медленно обернулся – чужой бессмертный протягивал ему хлеб.

– Тьянефер, – произнес тот, указывая на себя. Он повторял несколько раз, и Гильгамеш понял, что это имя незнакомца. Потом тот указал на него и что-то спросил, снова повторяя вопрос.

«Он хочет знать мое имя. Мое имя? Кто я? Я Гильгамеш, герой Урука?» – он обвел пустым взглядом разбросанные кругом кости, и больше никогда не вспоминал это имя. Оно исчезло из его памяти.

Он поплотнее закутался в медвежью шкуру, ибо несмотря на раннюю весну, вечером было довольно холодно. Обычно он избегал людей, как и они избегали его, но сейчас его словно волшебной силой неотвратимо тянуло к лагерю. Оттуда слышалось пение, дивный женский голос.