Коллектив авторов - Банджо-блюз

После того, как Митос назвал настоящее имя своей возлюбленной, он стал видеть чужие знамёна. Не всегда и не у всех (он подозревал, что у многих людей их просто нет).

Фиолетовые с серебром – тёмная прелесть Печали. Голубые и белые – Мечта. Чёрно-багряные – всепоглощающая Одержимость. Кобальтово-синее с серым полотнище Верности он совсем недавно видел над головой Джона Ватсона. Радужное разноцветье…

А Мак…

За его плечами реяли ослепительные, алые с золотом стяги Королевы Любви.

Той, что крепка, как смерть, и столь же многолика.

Дункан узнавал её во многих женщинах, и те рядом с неугомонным горцем чувствовали себя воистину королевами. В каждой он находил особые чёрточки, как опытный реставратор порой распознаёт шедевр под слоем инородной краски. Каждую короновал золотым венцом… даже если их встреча получалась единственной.

– Она прикусывает нижнюю губку перед тем, как рассмеяться, – сообщил Маклауд, смягчившись. – Совсем как Тесса.

Ого, да это может быть серьёзно…

– Так вы уже познакомились? – приподнял бровь Древнейший.

– Да. И провели вместе почти целый день, сегодня же суббота.

– Вы уже переспали?

Маклауд вознегодовал:

– Древний ты, замшелый пошляк! Как можно настолько не понимать тонкое искусство ухаживания?! Женщина должна раскрыться! В её глазах должны распуститься розы!...

Митос представил себе это цветение и малодушно заслонился газетой. Кажется, манёвр прошёл незамеченным, потому что Дункан подхватил невидимую партнёршу и сделал несколько вальсовых па вокруг кресла с приятелем. Глаза шотландца сияли.

– Нет ничего прекраснее женщины на пороге флирта!

– Тебя послушать, так секс – абсолютно лишний, раз всё так замечательно и без него, – рискнул покинуть укрытие Древнейший.

Мысль показалась Маклауду достойной обдумывания, и несколько секунд Митос наслаждался тяжким борением романтизма и честности, отражавшимся на подвижной физиономии друга. Честность победила по очкам.

– Ну… – признал он со вздохом, – без этого тоже… Всё равно что налить хорошего вина, понюхать, покатать на языке – и не выпить. Сплошное извращение, короче говоря.

Старейшине бессмертных пришлось снова воспользоваться защитой прессы, другими словами, нырнуть за газету.

– Кстати, – продолжил Дункан, – завтра вечером роль няньки – твоя. Я пригласил Молли в театр.

Из-за «Таймс» донеслись какие-то совершенно неприличные звуки; дрыгнулись длинные ноги на подлокотнике кресла.

– Ана… томический? – выдавил окончательно спёкшийся Митос. – Театр – анато… мический?..

– Ах, ты!..

Мак подскочил, сдёрнул газету с хохочущего святотатца, мгновенно свернул её в трубку и треснул, куда достал. Достал по креслу, поскольку святотатец успел кубарем скатиться на пол и дальше – на лестницу.

– Ты куда?!

– К женщинам, – донеслось снизу. – Я хочу, чтобы за мои деньги в их глазах расцвели хотя бы ромашки!

Дункан перегнулся через перила, свесив голову вниз.

– Несчастный! – возопил он, почему-то потрясая газетой. – Ты намерен платить за любовь?

Ответа не дождался и добавил чуть тише:

– Ладно, девочкам тоже надо жить. Но будь с ними нежен!

Ляпнула входная дверь.

Закрытая запись, взломанная и по прочтении зашифрованная ещё крепче Шерлоком и Майкрофтом Холмсами в разное время по разным причинам

Опять закрываю запись. Мне нужно это где-то структурировать.

Шерлок опять притащил головы. Четыре штуки. Их уже хоронили. Это отвратительно.

Он искромсал их буквально на ломти, а ломти разложил на атомы. Жутко недоволен.

На все вопросы об этом отвечает междометиями и, кажется, практически не спит.

Ряд блестяще раскрытых дел, о которых я писал выше, триумф в прессе, слава и фанаты. На людях ходит гоголем и всячески демонстрирует нетривиальность своего гениального ума, просят его о том или нет. Хамит направо и налево.

Дома, если считает, что его никто не видит, сидит неподвижно в кресле, и по нему не поймёшь: путешествует он в глубины памяти или так, депрессия. Мы с миссис Хадсон следим, чтобы он ел хотя бы раз в день.

Сегодня нашёл салфетку, вдоль и поперёк исчёрканную рукой Шерлока. «Джон» – зачёркнуто, «Майкрофт» – зачёркнуто. И два слова «вечность скуки» повторяются на разных языках, разными почерками, в разных направлениях.

Несколько раз я встречал его в компании наших новых знакомых. Я пишу «знакомых» только потому, что лучшего определения подобрать не сумел. Определений для взаимоотнесения людей, которых совместно пытались убить по неизвестным причинам, не нашлось в языке Шекспира. Вроде бы они с Шерлоком познакомились во время занятий в спортзале. Будто это всё объясняет, ха!

Они очень необычные, даже если не брать во внимание способность плеваться пулями из собственных лёгких и нырять с простреленными ногами. Хотя как такое не брать во внимание?! Чёрт. Ладно, по порядку, я же упорядочиваю, не так ли?

В беседе они очень легко меняют акценты, превращаясь из британцев в американцев, шотландцев или уроженцев Уэльса. Так, шутки ради, в лёгкой необременительной беседе. У Маклауда дом в Париже, Адам вскользь упомянул Испанию. О событиях той ночи – ни словечка. Говорит в основном Дункан, Адам держится в тени. Почему-то у меня сложилось впечатление, что таково не просто распределение ролей в данном спектакле для одного лопоухого простофили, а их жизненная позиция. Дункан – на виду, открытый и яркий. Не запомнить его невозможно. Адам… Я даже не сразу понял, что они с Маклаудом одного роста. Адам может полностью слиться с окружающей средой, раствориться в ней, как сахар в кофе. При виде его я сразу вспоминаю соседского кота, серого с чёрными разводами, который когда-то заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Просто я возвращался домой в сумерках, и на меня заорал забор. Этот хвостатый мерзавец так ловко слился узором на шерсти со штакетником… Полная мимикрия.

Дункан движется, как танцор или профессиональный боец. Сайрус Нефлин из жутко засекреченного подразделения спецназа имел похожую походку. Сайруса убили в Кандагаре. Адам ходит, как все люди. Однако некоторых его движений я поймать не могу. Он иногда как-то перемещается из одной точки пространства в другую, но сам процесс я не улавливаю. Это похоже на смену картинок в старинном волшебном фонаре.

Даже спокойствие у них разное. Дункан спокоен, как тихая вода: только кажется, что поверхность её зеркально-неподвижна, но присмотрись – и увидишь в глубине течение многих родников. Покой Адама – это покой камня.