Коллектив авторов - Узел вечности

Он ехал по центральной улице, ругая навигатор последними словами, ибо прибор нагло отказывался признаваться, где выезд на трассу М6, когда девушка в измазанной грязью и травой куртке рухнула ему под колеса, как при замедленной съемке.

Деклан резко затормозил, благодаря Бога, что машина тащилась с черепашьей скоростью, и выскочил наружу. Девушка не двигалась — потеряла сознание, но явных травм он не обнаружил, хотя некоторая странность всё же бросалась в глаза: кожа на её лице и ладонях была разного цвета — землисто-серый перетекал в тёмно-зеленый, кое-где оставляя просветы для естественного оттенка, характерного для белой расы.

Деклан кое-как усадил её и легонько встряхнул. Девушка застонала, приходя в себя, и через мгновение резко отшатнулась, ударившись затылком о капот.

— Эй, осторожнее, давай обойдёмся без сотрясения мозга, ладно?

— От-п-пустите м-меня…

— Отпущу, но сначала помогу вам встать. Как вы себя чувствуете?

— Всё кружится…

— Хреново… Я вызову «Скорую помощь».

Она отчаянно замотала головой, вцепившись в приоткрытую переднюю дверцу.

— Не надо!

Её ладони были практически не видны на фоне хромированного металла.

Какой же он идиот. Девчонка — абнормал, скорее всего, хамелеон, в обычную больницу ей нельзя.

— Хотя бы сядьте.

— Нет!

Похмелье ластиком стирало остатки терпения; Деклан бесцеремонно схватил пострадавшую упрямицу за шкирку и потащил к багажнику, второй рукой нажимая соответствующую кнопку на электронном ключе-брелоке.

— Вот. Смотрите.

— Зачем?

— Лопата.

— Здесь её нет!

— Вот именно.

— Причём тут лопата?!

— Согласитесь, что без неё у меня вряд ли получится закопать ваше бездыханное тело в ближайшем лесочке по всем правилам. Поэтому садитесь в машину, меня в Лондоне ждут. Кстати, я Деклан Макрей.

— Кати. Катрин Марешаль.

С опаской устроившись на заднем сиденье и стараясь казаться как можно меньше, Кати рассказала, что она учится на третьем курсе в Эксетере и что их группу отправили в туристическую поездку по Шотландии — Глазго, Перт, Ивернесс, Эдинбург. В последний вечер в Эдинбурге Кати заблудилась и отстала от однокурсников, а когда добралась до автовокзала, то узнала, что автобус ушёл без неё. В кафе, куда она зашла, чтобы выпить кофе и успокоиться, у неё украли сумку с деньгами и документами — ничем не примечательная история студентки-иностранки в чужом городе.

— Неужели никто даже не попытался вам помочь?

— Все от меня шарахаются — считают, что у меня какая-то жуткая и заразная кожная болезнь. Вы первый, кто так не сделал.

— Простите, если я вас напугал. Я не маньяк, честное слово.

— Ну, у вас же нет лопаты…

Оба рассмеялись, и тут желудок Кати предательски заурчал.

— У меня есть кофе и бутерброды. Хотите?

— Деклан, вы ангел!

— Крылья пока не выросли, нимб тоже. Вроде бы. Поэтому не расстраивайтесь, но я обыкновенный человек.

Оставшиеся до Лондона шестьсот километров Кати безмятежно проспала под теплым и мягким пледом в красную и чёрную клетку, и лишь подъехав к воротам Убежища, Деклан сообразил, что, кроме имени и фамилии (а ещё — теоретически — Эксетера), ему про свою попутчицу толком ничего не известно. Да и Джеймса он не предупредил. Но тот, как всегда, изображал невозмутимую неподвижность, свойственную разве что памятникам знаменитых учёных или композиторов.

— Добро пожаловать, m-lle Марешаль. И как давно проявились ваши способности?

— К-какие способности?

В общежитие Кати не вернулась, а вскоре и вовсе перевелась в Лондонскую школу экономики.

— Ты и доктор Уотсон дурно на меня влияете, — утверждала она. — Хотя шансы искусствоведа превратиться в хорошего экономиста всё равно невелики.

— А как же ломка стереотипов и расширение горизонтов?

— Поэтому я ещё отсюда и не сбежала.

Прочие сотрудники лондонского «приюта для особо одарённых» привыкли к присутствию вихря с огненными волосами и певучим грассирующим голосом мгновенно, но долго дразнили Деклана «спасителем бродячих котят». За его спиной, разумеется. С появлением Алистера Грина история повторилась, но Деклан не обижался — пусть веселятся, главное, чтобы Кати (а после — и Алистер) не обиделись на «котят». Последствия могли быть непредсказуемыми.

Окончив учёбу, Кати улетела в Париж — трудиться помощником главы французского Убежища. И когда мадам Зарина впала в положенную её виду спячку на пятнадцать лет, заняла её место. Что, впрочем, не мешало m-lle Марешаль два раза в неделю слать Деклану панические письма по электронной почте с воплями «Помоги, я гуманитарий!!!».

Совещание, посвященное контрабандистам, не явилось исключением. Но если Магнус и была недовольна, увидев Деклана рядом с Кати непосредственно во плоти (вместо экрана), то она ничем этого не показала. Решение глав Убежищ не блистало оригинальностью: торговцев абнормалами посадить (по сфабрикованному обвинению, но что делать, если настоящее преступление отсутствует в уголовном кодексе), часть абнормалов оставить в парижском Убежище, а всех тех, кто там не поместился, отправить в шотландский филиал. Деклан в красках представил, как «обрадуется» Эзра, и вздрогнул. Но сказать Магнус: «Хелен, я столько не выпью» было немыслимо, хотя и соблазнительно.

— Ничего, — сочувственно улыбнулась Кати, когда Хелен отключилась, — давай, кроме Лувра, я покажу тебе музей магии?

— Магии мне на работе хватает, но в любом случае спасибо.

Пустой Лувр поражал своей масштабностью, но не вызывал ощущения неуюта. Деклан устремился к «Моне Лизе»:

— Кати, у неё нет бровей! Это потрясающе!

— Это Леонардо, имей уважение к гению!

— Но у неё действительно нет бровей!

— Деклан, ты неисправим! Любопытно, что бы ты сказал об офортах Гойи.

— Между прочим, я был на выставке офортов Гойи в музее современной истории.

— И где же располагается этот замечательный музей?

— В Москве.

— Боже, мне следовало отвести тебя в «Лидо»!

Кофе и пирожные в кафе на набережной стали достойным завершением вечера.

— Когда у тебя самолёт?

— У меня билет с открытой датой.

— Отлично. Встретимся через пару дней, погуляем по парку, как в старые добрые времена?

— С удовольствием. Всегда мечтал узнать, чем классический английский парк отличается от французского.

Было у него и ещё одно дело — свёрток с лаконичной надписью «для Мака».

«Передашь посылку Маклауду, только если случайно окажешься в Париже. И чем позже это произойдёт, тем лучше».

Что же Джеймс имел в виду? Загадочно и абсолютно непонятно, ибо перед Декланом представала лишь часть картины, причём не самая большая.

«Ты сам выбрал это, Макрей». Если бы тогда он задал вопрос, Джеймс бы ответил, несомненно, ответил бы, но время утекало водой через сито, и он не стал ничего спрашивать. Наверное, зря. Но…