Николай Ярыгин - Последний хранитель [litres]

Затащив Альва-Мари в пещеру, я достал из своего рюкзака теплый свитер и теплые носки, достал из кожаных мешочков и бросил на пол пещеры войлочные коврики, потом положил сверху свой кожаный плащ с подстежкой из лисьего меха.

– Ты пока переоденься в сухое, а я спущусь за дровами, нам придется тут на денек задержаться. Переоденешься, завернись в мой плащ и полежи, отдохни, не бойся, я скоро вернусь. – Дождь прекратился, поэтому, оставшись в одном камзоле, начал спускаться вниз, там я видел упавшее дерево, с которого можно было набрать дров на костер. Нам надо было согреться и обсушиться, иначе заболеем.

До дерева было метров пятьсот, к нему я добрался довольно быстро. По всей вероятности, лежало оно тут довольно давно, так как было почти сухим – ну, как может быть сухим дерево при льющемся на него ледяном дожде. Оно оказалось не очень-то и тяжелым, поэтому, подхватив его у комеля, я потащил его наверх к пещере. Метров через сто пятьдесят понял, что я переоценил свои силы, и с каждым метром тащить его становилось все тяжелее и тяжелее, но бросать тоже было жалко. Вот же что жадность с человеком делает! Немного передохнув, снова потащил свою ношу, в конце уже шел на одной силе воли.

У входа в пещеру долго пытался отдышаться и тихо матерился на русском. Потом стал ломать ветки и забрасывать в пещеру, наломав, залез и разжег костер. Альва-Мари лежала, укрывшись с головой. Я приподнял полу плаща и увидел, что она лежит с закрытыми глазами и ее бьет крупная дрожь. На ней все так же были мокрые штаны, колет, дублет. Попробовал ее лоб, он был горячим. Плохо дело, подумал я и принялся снимать с нее мокрую и волглую одежду. Она слабо сопротивлялась.

– Барон, не надо, оставьте, что вы делаете. – Потом она заплакала. Я же, не слушая просьбы, раздел ее полностью, оставив только нижнюю рубашку. Но, немного подумав, снял и ее, из-под рубашки выглянула великолепная грудь с розовыми сосками. А чуть ниже на кожаном шнурке висел артефакт, эта самая «Утренняя звезда». Я, стараясь не смотреть на грудь, надел на жрицу свою чистую и сухую рубашку, потом натянул свитер и принялся снимать сапоги и штаны. Девушка, мне показалось, была в обмороке, поэтому я воспользовался моментом и снял с нее все, оставив только панталоны. Затем развязал мешок сержанта, который он собирал нам в дорогу, и, найдя там нижние белье, те же кальсоны, только из плотного материала, надел на девушку. Они, конечно, были на нее большие, ну да ничего, высохнет ее одежда – переоденет. В самом конце надел на нее сухие носки.

После чего принялся рыться в рюкзаке, аптечка было практически пуста, несколько таблеток аспирина, пара парацетамола, три шприц-тюбика с амоксициллином, вот и все. Дал ей выпить таблетку парацетамола и уколол ей антибиотик, она вскрикнула от неожиданности, и я стал ее успокаивать.

Подкинул в костер дров, вылез из пещеры и принялся набивать котелок льдом и снегом, который пошел к этому времени. Пристроил котелок на костер и, когда вода в нем закипела, осторожно перелил воду в другой котелок. Проделав все манипуляции с переливом воды, открыл предпоследнюю банку тушенки еще из прошлой жизни, а также последнюю пачку «мивины», заварил суп. Подождав, пока он немного остынет, достал последнюю черствую лепешку и принялся кормить Альва-Мари.

– Маша, надо кушать, даже через силу, – говорил я ей, когда она принялась отнекиваться. Температура у нее спала, и я все-таки настоял, она взяла ложку и принялась есть. Ела без аппетита, но ела, я же, достав бутылку со своим самогоном, налил в кружку грамм сто пятьдесят и выпил все одним махом. Спиртное обожгло пищевод и даже выжало у меня слезы, не зря я его два раза перегонял, берег раны промывать, но и для профилактики простуды тоже пригодилось.

– Спасибо, я наелась, – отрываясь от котелка и передавая мне ложку, сказала девушка. – Почему ты меня назвал другим именем? – вдруг поинтересовалась она. Я от неожиданности поперхнулся супом и, прокашлявшись, сказал не то, что хотел.

– Там, где я раньше жил, у женщин есть такое имя, Мария, а ласково их называют Машей или Машенькой.

– Хорошо, ты поешь и все мне расскажешь, – улыбнулась она. Поев, я накрыл остаток варева вторым котелком, снова подкинул дрова в костер и принялся затаскивать дерево, при этом оставив его частично на входе в пещеру, рассудив, что ветви, торчащие в разные стороны, не дадут проникнуть в пещеру хищникам.

Развесил мокрые одежды вблизи костра на воткнутые в расщелины и трещины в стенах пещеры ветки и тоже стал укладываться спать.

– Барон, ложитесь рядом, так будет теплей под одним плащом, – проговорила Альва-Мари, и даже в сумраке пещеры было видно, как она покраснела. Я пододвинул свой войлочный коврик и прилег, накинув на себя край своего же плаща. На стенах пещеры плясали причудливые тени, создаваемые всполохами костра. Я лежал, думая о том, что еще предстоит впереди, а предстояло совсем немного, только и того, что прорубиться, обманув смерть, через последний пост и бросить «Утреннюю звезду» в жерло старого вулкана, в котором и был пробой между мирами, закрыв его.

Незаметно уснул, правда, пару раз просыпался, подкидывал ветки в костер и снова ложился. Среди ночи Альва-Мари вдруг всхлипнула, я осторожно прижал ее к себе.

– Спи, спи, солнышко, все будет хорошо, – прошептал я, и она затихла, а потом обхватила меня рукой и прижалась всем телом.

Утром, пробудившись, тихонько выбрался из объятий девушки, набрал в котелок снега и, растопив его, умылся сам, затем опять набрав снега, нагрел воды и, когда проснулась Альва-Мари, полил ей, помогая умыться. Одежда высохла, но я не стал предлагать ей переодеться, пусть уже побудет в этой, а сухую наденет, когда пойдем.

С горем пополам заставил ее съесть несколько ложек похлебки, остаток доел сам.

Девушка была бледная, и лишь на щеках светился нездоровый румянец. Я заставил выпить ее таблетку парацетамола и опять сделал ей укол антибиотика. Перед этим долго спорили, но я все-таки настоял и сделал ей укол в попу, как и положено. На некоторое время она, наверное, забыла даже, что болеет, с нее прям искры летели от негодования. Даже уже после укола еще шипела на меня, но через некоторое время успокоилась и заснула.

Я принялся чистить свой пистолет, скрывать уже было нечего, и придется использовать его на все сто. После пистолета протер и осмотрел все патроны, затем точил оселком мечи и кинжал с ножом. Вроде бы все, я еще раз осмотрел оружие, после чего долго сидел и смотрел на спящую девушку. Вот было что-то такое в ее лице, что очень привлекало, и я постоянно ловил себя на том, что опять и опять смотрю на нее. Во сне она расслабилась, лицо приобрело какое-то детское и такое беззащитное выражение, что стало еще миловидней. Последние несколько дней мы с ней стали нормально общаться, она уже не отворачивалась от меня и не делала вид, что меня как бы не существует. Я сидел и просто любовался ею, при этом обдумывая, как добраться до жерла вулкана. Я хорошо расспросил проводника, и он сказал, что тропа одна, и других нет, на этой тропе находится и последний пост, и идти до него еще день.