Анна Рэй - Самая плохая адептка [litres]

– Если форма неудачная, забери! – приказала Ханка. – Я не понесу леру Тори испорченные продукты!

Наконец студентки прекратили верещать, адептка Беде облизала ярко накрашенные губы, не иначе как расстаралась ради ректорского здоровья. Девушки спрятались за деревьями, а Ханка, пнув ногой дверь, пропела нежным голоском:

– Ректор Тори, откройте, пожалуйста, я вам гостинчик принесла.

– Кто? – рыкнул из-за двери ректор, да так громко, словно стоял и ждал, когда кто-нибудь постучит.

Мне даже стало его жалко. Томится, бедненький, весь день взаперти с фиолетовыми волосами, ждет настойку, а тут тебе пирожные отравленные подносами носят.

– Это адептка Беде, – пояснила Ханка.

– Идите в… в свой корпус, адептка Беде, – грозным голосом произнес Амадор Тори. – Я же просил меня не беспокоить, а вы в пятый раз приходите!

– Но я полагала… я думала… – попыталась возразить расстроенная Ханка.

– Видимо, вам вредно много думать, – глухо пробурчал ректор и рявкнул: – Если еще раз придете, влеплю строгий выговор!

– Ой! – Ханка поджала губы, оставила поднос на крыльце и уныло потопала по тропинке подальше от ректорского коттеджа.

Девицы выбежали из укрытия и окружили ее:

– Ну что там? Взял? Дверь открыл?

– Открыл, – беззастенчиво соврала нахалка. – Такой бледный, едва держится на ногах.

– Это проклятие! – со знанием дела произнесла рыженькая студентка.

– Или кто-то сделал отворот, чтобы ректор никому не достался! – трагическим голосом проговорила темненькая девица.

– А может… может, он сохнет от неразделенной любви? – охнула еще одна дуреха. – У него вроде невеста есть? Страдает в разлуке, вот и заболел! Оба страдают!

Девица прижала руки к груди, а я не удержалась от смешка. В данный момент невеста лера Тори, то есть я, страдала, сидя среди колючих веток и дожидаясь, когда разойдутся поклонницы. А уж чтобы Амадор Тори по кому-то страдал, и вовсе трудно представить.

Наконец девушки наохались и пошли к своему корпусу, только Ханка все оборачивалась. Видимо, надеялась, что ректор заберет поднос. А я бы тоже не взяла, еще неизвестно, что они ему в эти пирожные подмешали.

Выбралась из укрытия и постучала в дверь.

– Что? Опять?! – рявкнул ректор.

– Не опять, а снова, – огрызнулась в ответ. – Это я, адептка Комарек! Откройте!

Как ни странно, дверь тут же приоткрылась, а я юркнула внутрь. Ректора в коридоре не заметила. Интересно, кто тогда говорил и открывал дверь, которая, к слову, тут же захлопнулась? Вспомнила, что глава академии силен в бытовой магии, и все встало на свои места. Похоже, дом напичкан всякими охранками, шумелками, говорилками и пугалками.

– Да не стойте вы столбом, проходите уже в гостиную! – приказал ректорский голос.

Я пошла на свет и вскоре оказалась в уютной просторной комнате. Ректор, как ни странно, не страдал, а удобно устроился в кресле, попивая чай и читая газету. Жаль, за ней не видно, какого цвета у него стала шевелюра.

Подошла ближе, а лер Тори властно приказал:

– Показывайте, Комарек, что вы там принесли!

Амадор Тори опустил газету, а я… обомлела.

Волосы были белоснежными, как и прежде. И даже брови с ресницами – без фиолетового налета. Немного потемнели, конечно, но так даже лучше – оттеняют фиалковый цвет глаз. А с этими фиалковыми глазами очень красиво гармонирует нежно-лиловая прядь, которая упала ректору на лицо.

– Это что такое?! – не смогла сдержать возмущения.

– Да, вы правы, эта прядь ужасна, но я надеюсь, к утру исчезнет…

– Я не об этом! – Подлетев к ректору, с ужасом спросила: – Где ваши серебристо-фиолетовые волосы? А где лиловые брови? Где сиреневые ресницы, а?!

– Антидот сработал, – довольно усмехнулся ректор. Указав на одинокую лиловую прядку, поморщился: – Только эту даже вторая пилюля не взяла.

– Втр… вторая? – поперхнулась я собственным негодованием. – Антидот сработал?! Я целый день места себе не находила, переживала, как вы тут: не потемнели ли, не стали ли полностью фиолетовым! Исписала все тетради, достала из личных запасов лапку тысячелистниковой козявки, можно сказать, от сердца оторвала! Варила вам настойки – столько полезных образцов израсходовала! А вы… вы… Могли бы предупредить, что уже не надо!

Ректор поднялся с кресла, нагло ухмыляясь:

– Будет вам наука, как ночами бегать в лабораторию и варить не пойми что. Кстати, вы мне так и не признались, что там делали?

– Так это… мы с подругой практиковались в зельеварении.

– Зачем же ночью? Неужели нельзя было днем позаниматься? Есть же дополнительные занятия.

– Так днем нас не пускают! У магистра какие-то научные опыты, а для первокурсников дополнительные занятия только раз в неделю, – выпалила я, сдав с потрохами вредного преподавателя.

Ну а что? Мы же не по своей воле ночами по лабораториям шастаем.

– Научные опыты, говорите? – нахмурился ректор. – Ладно, с этим я разберусь. А теперь показывайте, что вы там принесли для изменения цвета.

– Но вам же теперь не надо!

– Я должен проверить, что вы намешали. Считайте, это было вашей отработкой выговора.

Вздохнув, полезла в сумочку и извлекла флакон с настойкой лимонного цвета. Ректор с сомнением посмотрел на подозрительную жидкость, открыл флакон… и поморщился. Потянуло тухлятиной.

– И это вы хотели в меня влить?! – возмутился лер Тори, поскорее затыкая флакон пробкой.

– Ну почему сразу «влить»? Втереть… в вас… в волосы, – заикаясь, произнесла я под строгим ректорским взглядом. – Зато цвет стал бы прежним. Я проверяла на образцах.

– Цвет, может, и стал бы, но запах… – скривился ректор.

– Кто ж о запахе думает, когда волосы буро-козявчатые, – проворчала я.

– Чтобы убрать неприятный запах, стоило добавить листья хлорофитума или драцены, – со знанием дела проговорил ректор и передал мне флакон.

– Так вы что, разбираетесь в растениях? – удивилась я. – Вы же бытовой маг!

– И не только. В свое время я окончил Столичную магическую академию, специализировался на магическом и бытовом праве, но факультативом изучал и зельеварение, и боевую магию, и даже некромагию, хоть я и светлый маг. Я был прилежным учеником и круглым отличником, не в пример некоторым, – с гордостью заметил ректор.

– Только техника безопасности у вас хромает, – едва слышно добавила я.

– Это да, – неожиданно согласился он, – здесь я сам виноват. Нельзя было пить. В смысле вашу настойку. Собирался уличить вас на месте, да и на королевский антидот понадеялся.

Я во все глаза смотрела на ректора. Он что, согласился со мной? Признал свою оплошность?

– А почему вы тогда засели в коттедже, если вернули прежний окрас? – спросила я, осмелев.

– Цвет вернулся только к обеду, больно забористый у вас краситель получился. А раз уж отменил занятия, решил спокойно поработать дома. – Ректор покосился на внушительную стопку книг.