Джоанна Мейер - В бессердечном лесу [litres]

остаткам войска Пожирателя.

Они налетают на лес и моих рычащих сестер. Размахивают факелами и мечами.

Деревья загораются.

И полыхают, несмотря на дождь.

Повсюду дым, огонь и крики.

Кровь и звезды.

Мамина сила по-прежнему удерживает меня.

Оуэн жив. Но она не позволит мне отпустить его.

Он висит передо мной.

Его кровь смешивается с дождем и стекает водянисто-алыми ручьями

в траву.

Сквозь бурю, жар и деревья я вижу лицо Прена: его пронзительные глаза, мшистую бороду.

В голове раздается голос: «Чтобы полностью стать человеком, ты должна отдать самое дорогое».

Я смотрю на Оуэна,

живого,

но при смерти.

Мое сердце бешено бьется в груди.

Но уже слишком поздно.

Человеческое обличье давно рассеялось.

Его не вернуть.

«Ты должна отдать самое дорогое».

– Оуэн, – выдавливаю я его имя. Чары Пожирателя слабеют.

Он сосредотачивает на мне взгляд.

Каким-то образом у него хватает сил,

чтобы поднять руку

к моей щеке

и погладить пальцами бугорки на моей коже.

– Прости меня за то, что произошло с твоей мамой. Прости за все. Я хотела стать кем-то больше, чем монстром. Пыталась сделать выбор. Но я была недостаточно сильной, чтобы бороться с ней. Недостаточно сильной, чтобы…

– Ты всегда была сильной, – его голос слабый, тоненький, яркая душа тускнеет с каждой секундой.

Он умирает, умирает, и

это

моя

вина.

Я тону в собственных слезах.

Интересно, этот рев, что я слышу,

звучит снаружи

или просто

лютует

в моей голове.

Оуэн улыбается. По его губам стекают кровь и дождь.

Пылающие деревья окрашивают его оранжевым сиянием.

– Ты не монстр, – говорит он.

Мама приказывает еще одной ветви выстрелить из моих рук и пронзить его плечо. Во мне расцветает боль.

Оуэн кричит

в агонии.

Я не могу вынести

его взгляда.

Не могу вынести

его прикосновения.

Не могу вынести,

что он умирает

у меня на руках,

потому что

я

убиваю

его

даже сейчас.

«Ты должна вырезать собственное сердце и закопать его в зеленую землю».

Я борюсь со слезами,

с всепоглощающим ужасом.

– Оуэн.

Он шепчет:

– Серена… Я… я люблю тебя.

В его глазах гаснет свет.

Возможно,

уже слишком поздно.

Я говорю:

– Мое сердце принадлежит тебе.

И погружаю руку

в грудь.

Его голос звучит издалека,

кричит

мое имя.

Я едва слышу.

В моих руках бьется жизнь:

теплая,

мягкая,

влажная.

Я считаю удары:

один,

два,

три,

четыре.

А затем вырываю ее.

И падаю на землю,

сжимая

в руке

свое

сердце.

Еще с секунду смотрю

на дождь,

траву,

горящий лес.

А

затем –

пустота.

Из меня вырывается исполненный боли рев. Серена падает на землю, держа в руке свое окровавленное сердце. Дождь все не прекращается. На секунду она поднимает взгляд к небу. А затем ее лицо жутко замирает, глаза меркнут.

Я запоздало подползаю к ней, зарываясь коленями в грязь. Беру за руку, переплетаюсь пальцами. Но она уже жесткая и холодная. Ее кожа отслаивается, как древесная кора. Фиалки и листья в волосах вянут и рассыпаются. В ее другой руке по-прежнему лежит сердце, дождь и кровь смывают его на землю.

– Серена… Серена, пожалуйста!

Все мое тело сотрясается от жалобных всхлипов, из нанесенных ею ран вытекает кровь. Я потерял слишком много. Голова кружится, энергия иссякает. Она вырвала свое сердце, чтобы освободиться от Гвиден. Чтобы спасти меня.

Я любил ее.

Но Серены больше нет.

Ее нет.

Мир кружится перед глазами. Я не могу думать, чувствовать.

Как это возможно, что она мертва?

От нее осталось только тело в грязи.

Это невыносимо.

Глаза застилают слезы.

– Пожалуйста, – растираю ее холодные руки, отчаянно пытаюсь их согреть, заставить ее пошевелиться. – Серена, прошу тебя.

Но она просто лежит.

Мертвая,

мертвая,

мертвая.

Позади меня горит лес. К сражению присоединилась еще одна армия в бело-фиолетовой форме. Я смутно вспоминаю, что это цвета Гвайда, страны по ту сторону гор. Понятия не имею, что они тут делают, но без них Тариан бы уже проиграл Гвиденскому лесу.

Гвиден сомкнулась в смертельной битве с Элинионом.

Теперь я лучше понимаю, что случится, если король победит и убьет ее в грязи. Его силу больше ничего не будет сдерживать. У него не будет необходимости прятаться за стенами и платить астрономам, как мой отец, чтобы они читали звезды и предупреждали его о надвигающейся смерти. Он сожжет лес дотла. Завоюет Гвайд и Сайт. Затем пересечет море, и все королевства мира падут перед ним. Он ничем не лучше Гвиден. Пусть Элинион и выглядит как человек, но сердце у него – монстра.

Я вижу отца в тюремной камере, мертвого и окровавленного, с продырявленной грудью от устройства Элиниона. В голове раздается его голос: «Ее можно спасти. Ты можешь положить всему этому конец. Вот о чем звезды говорили нам все это время».

Мое сердце сжимается от вида Серены. Она заслуживала лучшего. Она была лучшей. Серена вырвала свое сердце, чтобы спасти меня, и я не позволю ей умереть понапрасну.

«Тебе всего лишь нужно отдать то, что он украл. То, чем она пожертвовала».

Дрожа всем телом, я наклоняюсь и целую Серену в холодный шершавый лоб. И прощаюсь с ней со слезами на глазах.

Но когда я встаю и ковыляю к тому месту, где Гвиден и король бьются при помощи звезд и деревьев, слез как не бывало. Спина ровная. Даже руки не трясутся.

«Тогда ее проклятие разрушится, и все вернется на круги своя».

Гвиден оттеснила короля, ее руки и лицо покрывают рубцы. Звезды уже не откликаются на его зов с былой легкостью. Элинион спотыкается и падает в грязь.

Гвиден шипит и приказывает стеблям подняться из земли, обвить его запястья, талию, лодыжки. Его лицо белеет, но он крепко поджимает тонкие губы. Он не будет пресмыкаться перед смертью. Не сломается под ее яростью. Не признает свою вину.

– Гвиден.

Лесная ведьма оборачивается и чуть не уничтожает меня своим свирепым взглядом.

Но жертва Серены придает мне сил, чтобы не трепетать перед ней. Придает храбрости, чтобы взглянуть в эти ужасные глаза и не поежиться. Придает храбрости или глупости, чтобы опуститься перед ней на колени и сказать то, что хотел.

– Вы не можете вернуть то, что он украл. – Я киваю на короля, который корчится на земле, на его лице ни кровинки. – Он истратил вашу душу, всю до последнего кусочка.

– Прямо как я – свое сердце, – цедит Гвиден. – Моя никчемная дочь только зря потратила на тебя жизнь.