Джоанна Мейер - В бессердечном лесу [litres]

– Не такая уж и бесполезная, – возражает бородатое существо. – Она сделала тебя такой, какой ты была раньше, до проклятия Пожирателя. Той, кем ты родилась.

И снова в голове звучат слова отца: «Ее можно спасти. Ты можешь положить всему этому конец. Вот о чем звезды говорили нам все это время. Тебе всего лишь нужно отдать то, что он украл. То, чем она пожертвовала».

Вот что он имел в виду: сердце, душу. Это все, что потребовалось, чтобы освободить Гвиден. Сердце Серены. Моя душа.

Но это неправильно, несправедливо! Мы оба пожертвовали собой, но Серена умерла, а я выжил. И вот я здесь. Без нее.

– Я бессильна, – шепчет Гвиден. – Я ничтожество.

– Вовсе нет, – говорит древесное существо.

Она несчастно смотрит на лес, ныне тихий и неподвижный, объятый дымом среди дождя. Без ее силы он стал безжизненным. Остатки армии Гвайда стоят в оцепенении и ошеломленно моргают. Из-за деревьев выходят шесть оставшихся сестер Серены. Они плачут. Молят.

Сирены одна за другой превращаются обратно в деревья. Стоит мне моргнуть, как передо мной выстраиваются шесть берез с мокрыми пестрыми листьями.

Остальные два существа с торжественным и грустным видом присоединяются к бородатому. Мало-помалу они застывают, их тела покрываются корой, лица сглаживаются, руки вытягиваются и ответвляются. И вот передо мной уже три величественные сосны, ничем не отличающиеся друг от друга.

От грусти у меня перехватывает дыхание.

– Вот и ушли мои дочери, – говорит Гвиден, – и сыновья.

Она смотрит на меня ясными глазами, и я вижу проблеск того, какой она была прежде, в молодости, когда отдала свое сердце юноше, который едва ли был старше меня.

– Осталась только я, запертая в этой жизни, которой больше не желаю.

– Гвиден…

– Знаешь, это ведь не мое имя.

Мое сердце больно сжимается.

– Как вас зовут?

– Энаид.

Горькое, но правдивое имя. Оно значит «душа».

Энаид поднимает руки к небу и запрокидывает голову, купаясь в каплях дождя. У нее почти не осталось сил, но, по всей видимости, и этого достаточно, чтобы оборвать свою жизнь. С секунду она еще здесь, улыбается небу.

А в следующую обращается дымом и рассеивается на ветру.

И вот я один посреди поля трупов и раненых солдат, единственной компанией мне служат гвайдская армия и листья тлеющего леса.

Я присаживаюсь у тела Серены и провожу пальцами по ее холодному лицу. До чего жестоко, что я здесь, а она нет! Ей даже не оказали той же чести, что ее братьям и сестрам. Она не может стать деревом, которым когда-то была. Ее тело мерцает. Превращается в пепел. И его смывает дождем.

– НЕТ! – я вожу руками по земле, пытаясь собрать ее остатки, но невозможно поймать пыль во время бури.

Ее больше нет, нет, нет.

Я всхлипываю от боли и разочарования. Шепчу имя, которое она сама себе выбрала: «Серена, Серена, Серена».

Это ее не возвращает.

Но когда пара гвайдских солдат берет меня за уцелевшую руку и помогает встать, я вижу, что Серена мне оставила: свое сердце, омытое дождем.

С пару секунд мне кажется, что я слышу его биение.

Но к тому времени, как я аккуратно беру его в руки, оно безвозвратно замерло.

Я хороню сердце Серены на холме, где мы танцевали по четыре минуты под музыку маминого фонографа. Неловко выкапываю одной рукой яму на закате и жду, пока на небе засверкают звезды, чтобы отправить эту последнюю частичку ее на покой. Сердце лежит в деревянной шкатулке с вырезанными мной листьями и звездами.

– Все равно я тебе не верю, – непринужденно обращаюсь я к ней, приминая землю. – Я до сих пор уверен, что у тебя есть душа.

Я сижу с ней до тех пор, пока над линией деревьев не поднимается холодная луна. Играю на маминой виолончели. Плачу.

Когда на небе заходится серебристый рассвет, говорю, что мне нужно ненадолго отлучиться, чтобы забрать сестру.

– Ты же помнишь Авелу? Ты спасла ее в тот день в лесу, хотя должна была убить. А затем, когда пришел я, спасла и меня. – Я ласково прижимаю пальцы к земле, под которой покоится ее сердце. В горле встает ком. – Когда я отведу ее домой, то вернусь и буду навещать тебя каждый день. Ни одного не пропущу. – Глаза обжигают новые слезы. – Даже зимой.

Холм заливает свет, моя тень ярко выделяется на фоне травы.

– Знаешь, в лесу как-то тихо. – Я сглатываю. – Без тебя.

Неохотно поднявшись на ноги, иду по тропинке через лес к коттеджу родителей, который ничуть не изменился за это время, не считая слоя пыли. Но с пылью я быстро расправлюсь при помощи мыла и тряпок, как только вернусь с Авелой.

Мне слишком больно покидать дом, лес, покупать билет у Майрвэн Гриффит и садиться на поезд в Брейндаль. Если бы не желание поскорее увидеть сестру, я бы вообще никуда не уезжал.

Мимо окна поезда проносятся сельские пейзажи – к сожалению, не так быстро, как хотелось бы. Мое тело до сих пор не оправилось, каждый сантиметр груди обмотан бинтами. Сломанная рука бесполезно висит на перевязи. Я весь чешусь, что, как сказала ухаживающая за мной медсестра – та же, что перевязывала меня после порки, – хороший знак. Еще она сказала, что я чудом выжил – слишком много крови было потеряно. По всем правилам я должен был умереть.

Но нет. Я по-прежнему здесь.

Бог тому свидетель, после битвы с лесом у могильщиков было больше работы, чем у врачей.

Когда Рэйнальт нашел меня в медицинской палатке, я был в ужасном состоянии. Нервничал из-за сердца Серены. Нервничал из-за Авелы. Я объяснил ему, что моя сестра пропала, но, вероятно, ее спрятали где-то неподалеку от дворца.

Я отчаянно хотел найти ее, отчаянно хотел узнать, что она цела.

Но Рэйнальт не упустил из виду, что мой взгляд не отрывался от шкатулки, крепко зажатой в руках, – шкатулки с сердцем Серены.

– Я найду твою сестру, – пообещал он. – И сразу же отправлю тебе телеграмму. А пока езжай и похорони своих близких.

И я уехал.

Мне стало немного легче, когда по приезде в деревню Блодин обнаружил, что меня уже ждет телеграмма. Немного легче, когда сердце Серены упокоилось в земле.

А теперь?

Теперь я готов забрать Авелу домой.

Поезд останавливается в деревне за городом – станцию Брейндаля уничтожили деревья Гвиден. Я беру лошадь, не глядя отдаю конюху монеты из тяжелого мешка с серебром и скачу к Брейндалю.

Что бы ни произошло в тот день, когда я потерял Серену, армия Гвайда – появившаяся так неожиданно – увидела во мне юношу, который сразился с Гвиден и уничтожил ее. Это не вся правда… да что уж там, тут вообще мало правды. Но благодаря этому гвайдские солдаты – а точнее, их лидер – дали мне все, о чем я просил.