Анатолий Нейтак - Эмиссар: Трансформация [СИ]

“Оправившись”, на что потребовалось добрых десять марог, она отправилась на поклон к своему мастеру. Тому самому, отказавшему в рекомендации за взятку. Говорила необычно тихо, пряча глаза, старательно (но не слишком успешно) тая звучащие в голосе нотки уныния и мольбы. Помурыжив её, куратор смилостивился и разрешил-таки пользоваться его лабораторией и материалами. Разумеется, внося за то и другое плату. Чуть завышенную в сравнении с общепринятой. Где-то примерно на треть. По-прежнему пряча глаза, Кальфа долго и нудновато благодарила мастера за его роскошную щедрость.

Ещё думала при этом: почует? Не почует? Неужто примет как должное?

Принял. Не почуял. Может, списал на остаточные эффекты успокоительных зелий, а может, просто решил, что выскочка сломалась. Во всяком случае, в его голосе к лёгкому презрению подмешивалось сожаление. И даже, возможно, вина…

Плевать. Теперь хоть обрыдайся, почтенный куратор. Это ничего не изменит, план всё равно будет приведён в исполнение в полном объёме.

Ведь ничто не даётся даром. За всё надо платить. Да.

По доброй воле (и во исполнение плана) Кальфа превратилась в лаборанта. В молчаливую исполнительную подай-принеси-вскипяти-отфильтруй. Новых пациентов она не брала, ела что попало (пожалуй, один из самых сложных в исполнении пунктов: вкусно поесть она всегда любила…), медленно, но верно тратила небогатые накопления, работая фактически себе в убыток. Несколько раз её пытались вытащить из ямы, в которую она свалилась — всё же некоторый альтруизм среди целителей встречается чаще, чем среди, например, боевиков. Однако доброхоты помнили о риске и, вероятно, поэтому не слишком усердствовали. Как итог, их усилия повлиять на состоянии "сломавшейся" коллеги заканчивались одинаково.

Ничем.

Последнюю по времени попытку помочь Кальфе предпринял Мугрин, в очередной раз вернувшийся с границы ради короткого отдыха после очередного ранения. Ему она украдкой сунула записку, в которой назначила встречу. А на этой самой встрече рассказала почти всё. Даже часть понемногу реализуемого плана.

Во время рассказа она голову не опускала, взгляд не прятала. Зато прятать взгляд довольно быстро начал Мугрин. В своей новой, мстительной ипостаси целитель-токсиколог его пугала.

Задавая решающий вопрос, он, однако, посмотрел прямо — и угрюмо.

— Уверена, — был ответ. — Полагаю, на границе целители нужны больше, чем здесь… а их происхождению там придают меньше значения.

— Тогда будь готова к отъезду. Пять марог тебе на завершение всех дел.

Они немного ошиблись. Волей Эхенда отдых полукровки-ветерана сократился на два марог. Но закончить осуществление плана Кальфа успела всё равно. Благо, смесь зелий уже давно лежала в тайнике, незаметно приготовленная в той самой лаборатории, работать в которой ей “любезно” позволял мастер-куратор по завышенной цене. Перед отъездом Кальфа просто выбрала момент и распылила смесь в нужном ответвлении вентиляции (оставшемся единственным, так как все не нужные ответвления она заблаговременно закупорила пробками из пропитанной алхимическими нейтрализаторами ваты).

А ещё — уже совсем перед отъездом, буквально за несколько нохх — торжественно, при свидетелях, поблагодарила сплетницу, состоявшую в отдалённом родстве с новым мужем матери. Ту самую, которая болтала по секрету всем желающим про эксперименты Кальфы на пациентах, про её бесплодие и прочее подобное. Токсиколог так и сказала: “благодарю от всей души за всё, что ты для меня сделала”. И присовокупила к благодарности нажитое имущество, сделав сплетницу своей единственной наследницей (правда, не особо богатой, но тут дело в принципе).

— Чего это на тебя нашло? — сплетница чуть заикаться не начала.

— Да так. Я просто собралась на границу. Думаю, там я смогу принести Дому Зверей больше пользы, чем… здесь.

О! Это самое “здесь” стало отдельным шедевром многозначительности.

— Ах да, — добавила Кальфа, пока присутствующие не опомнились, — передай, пожалуйста, это письмо моей… матери. Клянусь, что ни бумага, ни чернила не отравлены. Ха-ха. Пусть читает смело. Ну, а теперь осталось сказать одно: прощайте. Надеюсь, больше не увидимся.

И ушла под фанфары вибрирующего молчания.

— …что за смесь зелий? Это не важно, Мугрин.

— А что важно?

— Общий эффект. Я рассчитала и смешала медленную отраву, действующую сильнее всего на чистокровных ункале. Причём на женщин больше, чем на мужчин. Смертью она отравленным не грозит, на этот счёт можешь быть спокоен…

— И что же делает твоя отрава, если не убивает?

— Эффекты идут по нарастающей. Сперва лёгкая чесотка и кожная сыпь, небольшое, но неприятное раздражение слизистых. Дальше — больше: язвочки и полноценные мокрые язвы, нарывы, воспаление. На этом этапе отравления появляются жжение и боль. Заканчивается список симптомов выпадением волос. Неравномерным, как при лишае.

— Жестоко.

— Это ещё не самое жестокое. Видишь ли, моя отрава не только не имеет запаха и вкуса, она вдобавок ко всему очень, очень медленно выводится из организма. Буквально десятки бирелл, если не лечиться. А лечение… единственное быстрое и эффективное лечение… угнетает функцию органов размножения. Очень сильно. Моей милой мамочке вскоре предстоит выбирать между препоганым внешним видом и весьма вероятным бесплодием. Надеюсь, она выберет второе: этой особи женского пола я, как целитель, не советовала бы размножаться без помех.

На это Мугрин промолчал. Но Кальфа, как оказалось, ещё не закончила.

— Выяснить, как я её отравила, не сложно. Следов я не прятала. То, что я изготовила отраву в лаборатории моего мастера, также установить не сложно. В последнее время я только там и работала. Ну а родственница мужа матери, моя наследница… долги завещателя тоже входят в наследство, не правда ли? Пусть объясняет, за что я так радостно её благодарила… если, конечно, сумеет. Стерва безмозглая, безногая, ползучая! — сорвалась-таки на шипение целительница. — Надеюсь, фантазия, столь богатая, когда требовалось меня оболгать, при оправданиях ей откажет!

— Не боишься, что после этого тебя и на границе достанут?

— Меня уже достали, — отрезала Кальфа. — До печёнок. Пусть теперь кушают. Бессмертный Свет свидетель: я терпела так долго, как только могла!

…Мугрин мотнул головой, стряхивая не ко времени накатившие воспоминания. И во все глаза уставился вперёд, на хорошо знакомый приграничный форт.

Знакомый-то знакомый, но… изменившийся.

Внешне укрепление осталось прежним. Верхушку скального гребня, высящегося на границе “светлой” и “сумеречной” сторон тобрасса, стесали при помощи соответствующей магии. То, что осталось, всё равно торчало над зелёной пеной древесных крон, да ещё тянулось вверх грубым, но мощным и крепким частоколом. Последний почти полностью скрывали стебли глайховой лозы. За частоколом росли основные строения форта. Да-да, именно росли: усилия сарье Линии Рога поддерживали существование примерно трёх десятков анморгиз, радикально не схожих с обычной, естественной растительностью. Плоские, чётко делящиеся на горизонты кроны анморгиз также заплетала глайхова лоза, в защитном покрове которой имелся лишь один довольно узкий проход, ведущий прямиком к загону для шхартов.