Надин Брандес - Романовы [litres]

Я спровоцировала достаточно озорных выходок, чтобы услышать предостерегающий вопль сознания. Все идет слишком легко – значит, впереди подвох. Опасность.

– Наш побег благословлен, – откликнулся папа. – Но мы будем действовать с величайшей осторожностью. Я рассчитываю на твой аналитический ум.

Как только мы сочли это безопасным, Ольга села писать ответ офицеру Белой армии. Мы подробно рассказали о недавно открытом окне и постах надзирателей наверху. О внезапных проверках и о том, что у солдат есть система тревожных звонков, доступных в любой момент. Мы также не забыли упомянуть охранников через дорогу, которых никогда не видели, но о которых знали – они стреляли в меня.

Наконец мы спросили, будут ли спасать и наших друзей – доктора Боткина, Анну… Папа попросил Ольгу также сделать небольшую заметку о его дневниках и личных документах, которые по-прежнему лежали в ящике во флигеле.

– Не забудь заверить этого офицера в нашем спокойствии. Он должен знать, что мы будем держать себя в руках как во время переписки, так и во время спасения.

Письмо получилось длинным. Спасение казалось реальным. Теперь мы знали, что через несколько дней будем свободны!

Я незаметно ускользнула, чтобы вытащить матрешку из-под блузки. Она казалась теплее, но шва до сих пор не было. Я ожидала, что она откроется, сильнее, чем когда-либо. И можно будет использовать ее в ночь побега. Мои мысли вернулись к спрятанным чернилам. Если мы скоро сбежим, нужно наполнить жестянку облегчающими заклинаниями для Алексея. Для путешествия. Было бы идеально, если бы они все были сформированы и готовы, чтобы мне не пришлось делать их во время побега – тем более никто из моей семьи, кроме Алексея, не знал, что я тайно пытаюсь освоить мастерство заклинаний.

Папа читал нам Священное Писание перед сном, как делал это каждый вечер, и комната растворялась, когда наши сердца наполнялись надеждой. Какой сумасшедший день – почти четыре часа в саду, незапертое окно, запланированное спасение и… подмигивание, которое не покидало моего сознания.

Я пропустила половину папиной молитвы, прокручивая в голове этот эпизод. Как озорное напоминание о том, что мое сердце осмелилось затрепетать, когда я встретила солдата с красивыми глазами, что были окружены не менее прекрасными длинными ресницами. Мы не встречались взглядами на время, достаточное, чтобы я запомнила их цвет. Хотя Мария, я уверена, сможет мне сказать, если спрошу. Она обращает внимание на такое.

Когда мы наконец забрались на наши койки и свет погас, я повернулась к ней лицом, собираясь спросить, знает ли она цвет глаз Заша. Но она заговорила первой:

– Я хочу рассказать Ивану.

Я оцепенела.

– Что ? – желая убедиться, что поняла ее правильно, я уточнила: – Сказать ему что ?

– О спасении. Хочу, чтобы он пошел с нами.

Я потянулась к ее руке.

– О, Мария, ты не можешь… пока не можешь. Не сейчас. Подожди, пока мы не получим ответ от офицера Белой армии. Подожди, пока мы не приступим к осуществлению плана.

– Почему я должна ждать?

– Потому что раскрытие столь рискованного предприятия так рано подвергает нас опасности.

– Как тогда, когда тебя чуть не подстрелили? – поддела она.

Боль этого воспоминания вытеснила из памяти подмигивание Заша.

– Да. Именно так.

– Иван – хороший человек. Он не причинит мне вреда. Он никому не скажет.

– Я вижу, что он добр и нежен с тобой, но ради безопасности нашей семьи – а ты знаешь, что папа согласился бы со мной, – подожди еще немного.

Она долго молчала.

– Мария… Я не против твоего влечения к нему. Я хочу , чтобы ты была счастлива.

– Правда? – Ее глаза наполнились слезами. – На днях ты выговаривала Ивану. Ругала его!

Я потянулась к ней и обхватила обеими руками ее кулак.

– Ох, сестренка, я хочу, чтобы ты была счастлива, но будь осторожнее, когда заводишь здесь друзей. Разве ты не понимаешь? Ты подвергаешь опасности всех нас, и Ивана в том числе. А он ставит под угрозу твое благополучие! Сейчас ты должна усмирить свои чувства. – Я понизила голос до еле слышного вздоха. – Подожди, пока Белая армия не спасет нас. Я уверена , Иван присоединится к нам, если этот план сработает.

– Но что, если они убьют его первым? – всхлипнула она. – Вдруг они – Белая армия – не узнают, что он добрый, нежный, заботливый? Выстрелят ему в голову… и… и… – От слез у нее перехватило дыхание.

Только тогда я поняла, насколько глубоко она привязалась к Ивану. Я и раньше видела, как она флиртует с другими мальчиками, но все это было не настолько серьезно. Уверена, в нашем мучительном заточении каждое проявление доброты ощущалось значительно острее.

Я сжала ее кулаки.

– Мы должны полагаться на Господа Бога. Он защитит нас. Вспомни, что читал папа. – Я пыталась убедить не только ее, но и себя. Но сердце предательски забилось от тревоги за Заша. А что, если он будет ранен – или даже убит – во время нашего освобождения?

– Бог защищает солдат-большевиков?

Я не знала, как на это реагировать.

– Иван не большевик. Ты сама сказала. Он – просто солдат.

Он находился здесь ради нее. Но если я скажу это Марии сейчас, ничто не помешает ей рискнуть нашими жизнями из-за любви к нему.

Он не большевик. Просто влюбленный мальчик. Ни один большевик не скажет завшивевшей бывшей княжне, что она красива.

Ни один большевик не будет рисковать репутацией, раскачивая девушку на качелях под возможным наблюдением коменданта.

И никакой большевик не удержит ее на ногах, не прижмет к себе… и не будет ей подмигивать.

У меня снова екнуло сердце. Я отдернула руки от Марии, чувствуя себя ужасной лицемеркой.

– С днем рождения! – все окружили кровать Марии и выкрикнули поздравление так громко, как только могли. Ее глаза распахнулись, и она заулыбалась.

Мы кричали и танцевали вокруг ее кровати. Ну, все, кроме мамы. Она сидела в инвалидном кресле, пытаясь улыбнуться. Папа держал Алексея, и мы кричали: «Ура!» – так громко, что солдаты, наверное, слышали нас даже из подвала.

Мария взвизгнула и натянула одеяло на голову. Мы с Татьяной кинулись ее щекотать. Ни у кого из нас не было подарков, поэтому мы делали все, что могли, дабы побаловать ее. Мама сплела кусочки кружева вместе, и получилась новая лента для ее головы. Мы с Алексеем отдали ей свои порции какао. Даже Джой, казалось, понимала, что Мария сегодня заслужила дополнительные облизывания.

Около полудня я пробралась в кухню посмотреть, что из продуктов осталось. Ничего, кроме маленького пакета чечевицы и незначительного количества бульона. Не из чего было испечь не то что торт, но даже обычный сладкий блин на день рождения сестры. Корзинку от монахинь еще не принесли. Когда она прибудет, я смогу найти гораздо больше, чем яйца и сахар. Но успеет ли офицер Белой армии так спешно ответить?