Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 4

Адэр потёр лоб:

— Тебе нельзя в город. Он сразу сообразит, что к чему.

— И стражей послать нельзя. Асон людей с одного взгляда раскусывает. Я помню, как он перед ювелирной выставкой столицу чистил. Если в Рашоре он заправляет, худо дело. — Крикс покачал головой. — И что это за бляшки? Все жители под его защитой или все на него работают? Местные стражи, наверное, под ним ходят, раз молчат.

Адэр указал на двери:

— Сибла. Он тоже не промах. Такое заметил. Отправь его обратно. — Вытащил из стола портмоне и толкнул по столу к Криксу. — Пусть поживёт, присмотрится. Потом решим, что делать.

Оставшись один, Адэр достал «Откровения Странника». Мысленно задал вопрос и открыл книгу наугад. Чистые страницы. И так каждый раз. Мистика…

Малика и Иштар преследовали одну цель: освободить страну от пережитков прошлого. Но их представления о ценностях и нормах были несовместимы. Иштар не слышал и не понимал Малику, а она не могла донести до него своё видение новой Ракшады.

Если бы в Иштаре не было духовного стержня, который может гнуться и не ломаться, если бы Малика считала его твердолобым и безжалостным воякой, она бы уехала домой ещё полгода назад. Её удерживало желание показать Иштару, и не только ему, насколько велик разрыв между внешним величием Ракшады и внутренним упадком.

Идея устроить театрализованное представление появилась давно. Малика вела Галисию, облачённую в чёрный наряд супруги, в её будущий дворец. На улицах стояли ракшады, их жёны и малолетние дочери. Звенели серебряные колокольчики. Малика убеждала себя, что это спектакль. Есть две актрисы, есть актёр — Хёск (он возглавлял свадебное шествие), есть жрецы для массовки. Есть зрители, даже есть музыкальное сопровождение, и всё понятно без слов.

Перед внутренним взором пронеслась жизнь Галисии в Ракшаде: несколько месяцев как пьеса из трёх актов. Первый акт — испытания. Второй — счастье, короткое и яркое, как вспышка молнии. Третий акт — унижение. Чуть позже добавился эпилог — насилие и забвение.

За пять тысячелетий женщины Ракшады прошли тот же путь, что и Галисия. Малика хотела показать это Иштару, его советникам и воинам, всем мужчинам, чтобы они осознали масштабы трагедии. Хотела спросить: «А дальше что?»

Последующие события кидали Малику от стены к стене, как мячик: уезжаю, остаюсь, уезжаю, и пусть горит всё ярким пламенем. Она была готова сдаться, сесть на корабль и отправиться в Грасс-Дэмор. Но финальная встреча с ракшадками во дворце шабиров поставила точку в метаниях. Малика обратилась к женщинам со словами: «Скажите, что ваша жизнь вам важна, что вам не всё равно, как вы проводите дни и ночи». И ей ответили: «Нам не всё равно».

Затея с судом была рискованной. А как ещё стереть с себя клеймо иноверки и иностранки? Да, она шабира, но без необходимого авторитета. Народу вбили в головы, что в Краеугольных Землях женщины только и делают, что торгуют своим телом и вытравливают из чрева детей. Шабиру не считали шлюхой, но смотрели и слушали с подозрением. А Малика нуждалась в людях, которые пойдут за ней, как Праведные Братья шли за Праведным Отцом.

Иштар и Хёск не верили в проклятие морун. Малика не думала, что на суде они сдадутся без боя. Однако во всей Ракшаде только эти двое догадывались о силе жрицы морун. Коронация, присмиревшие тигры, видения шабиры во время паломничества, повторное восхождение к Вратам Сокровенного — это не могло не врезаться им в память. На суде Малика собиралась вызвать безумство собак во всей округе, которое могла прекратить, лишь надев зажим на шею. Не это ли доказательство, что существуют заклятия, проклятия и многое другое, что находится за гранью понимания? Слава Богу, до этого не дошло. Иштар не повёлся на угрозы Хазирада и сохранил лицо.

Она — шабира, и теперь в глазах народа находится к Богу ближе, чем верховный жрец. Это признал суд, признал сам Хёск, в конце концов. На её защите стоят хазир и воины. А значит, то, что она задумала, пройдёт так, как она мечтала: с большим размахом.

Три месяца, оставшиеся до праздника, — слишком маленький срок для подготовки грандиозного представления. Как бы ни поджимало время, Малика провела на острове Шабир пять дней. Осмотрев в подземном хранилище глиняные таблички и старинные полотна, выслушав хранителей тайн, она получила ответы на главные вопросы.

Её смущали рисунки в книгах, где Ракшада и Джурия были изображены в чёрных одеяниях. Ох уж эти современные художники, насквозь пропитанные тоталитарной идеологией… Они всё исказили. Во времена Ракшады замужние женщины носили платья приглушённых тонов, а не чёрные. Во времена Джурии — яркие наряды, украшенные камнями и монетами, расшитые бисером и шёлком.

К концу пятого дня Малика определилась, какие исторические события лягут в основу представления, и вернулась в Кеишраб. Теперь ей предстояло подобрать людей и при этом не нарушить требования Иштара.

Хёск не ошибся в подсчётах. Народ в столице развлекали четыре театральные труппы (чуть больше двухсот человек). Хозяева трупп, выслушав Малику, воспылали желанием доказать Ракшаде, что настоящее сценическое мастерство — это не прыганье по сцене в юбках. Актёры хотят и могут играть серьёзные пьесы, но публике почему-то нравится кривляние. Единственное, что смутило мужчин — это участие женщин. Мол, ракшадки привыкли жить в достатке и спокойствии и едва ли сумеют создать необходимую атмосферу.

Пропустив «достаток и спокойствие» мимо ушей, Малика объяснила актёрам, какую цель она преследует, какую вкладывает идею. И предложила им самим продумать сцены. Взяла с собой хозяев трупп, мать-хранительницу, десяток воинов и отправилась в пригород Кеишраба.

В окрестностях каждого крупного города обязательно имелось селение, называемое Обителью Слёз, где жили вдовы. Закон не обязывал их селиться в Обители, но им некуда было идти. После смерти мужа они оставались без жилья и без денег, а в Обители могли безбедно существовать. О них заботились специальные ведомства: поставляли продукты и одежду, ремонтировали дома и мебель, оплачивали услуги врача.

Положение вдовы в Обители зависело от размера выкупа, который в своё время заплатил супруг за невесту. Поэтому кто-то лежал на подушках и ел сладости, а кто-то мыл полы и питался постными лепёшками.

Вдовы придерживались строгих правил, за соблюдением которых следила смотрительница. Носили жёлтые траурные платья десять лет, не снимали чаруш до глубокой старости, прислуживали тем, кто стоял на иерархической лестнице ступенью выше… За нарушение этих и других правил женщин пороли их же сёстры по горю: плетью, розгами или металлическими прутами, в зависимости от тяжести проступка.