Ольга Пашнина - Выпускница бури [≈ Деллин Шторм] [litres]

– А мне было бы легче жить, зная, что местечковый маг с неограниченной властью – мой друг.

Мы рассмеялись. С Агейром, несмотря на его статус и уважение, которое он вызывал у подданных, было легко. Недаром он так нравился Брине. И, пожалуй, ей подходил. Я так и не сказала ей о том, что видела Эйгена, и с каждой минутой мне все меньше хотелось это делать. Он просил дать ей жить без тоски, но, примеряя ситуацию на себя, я бы хотела знать. Хотела попрощаться, пусть и через обрывочные воспоминания другого человека.

С другой стороны, Брина никогда не была на меня похожа. А ее счастье слишком дорого всем обошлось.

Когда через несколько минут Кейман и Бастиан вернулись, я смерила их подозрительным взглядом и сложила руки на груди.

– И о чем вы там шушукались?

– А тебе все расскажи, – хмыкнул Кейман. – Идем. Надо пройтись.

– А…

Я растерянно посмотрела на Бастиана и ярла. Первый кивнул, показывая, что в курсе и не против, но мне почудилась в его глазах какая-то совсем не свойственная Бастиану тоска. Они с ярлом неспешно двинулись к замку, а вот Кейман развернулся в противоположную сторону. И я едва за ним поспевала, попутно приставая с вопросами.

– Куда мы идем?

– Увидишь.

– А зачем?

– Узнаешь.

– О чем вы говорили с Бастианом?

– Я объяснил, что хочу провести с тобой один вечер наедине.

– И он согласился? Как ты его уговорил?

Крост пожал плечами.

– Сказал, что он будет последним.

Я подавилась холодным воздухом и закашлялась.

– Ты… ты же не собираешься…

– Я собираюсь отойти в сторону, Деллин. Перестать тебя воспитывать, контролировать каждый твой шаг. Втроем семью не построить, мне нет места в ваших отношениях. Но я буду рад открыткам на праздники и приглашению на свадьбу.

Меньше всего я ждала подобного. Казалось, Кейман будет всегда – стеной стоять между мной и чуждым непонятным магическим миром. Но вот мир уже стал родной, со Штормхолдом меня связывало куда больше, чем с Землей. И в стене отпала необходимость. А я в один миг поняла, что как раньше уже точно не будет и – внезапно – что раньше было хорошо.

Мы шли долго, до тех пор, пока замок ярла не превратился в едва заметную точку на горизонте.

– Мне грустно, – призналась я.

– Зря. Ты начинаешь жить своей жизнью. Ты очень долго этого хотела.

– Но я не хотела терять тебя.

– Поэтому мы здесь.

Он остановился. Я огляделась, но ровным счетом ничего не поняла: вокруг простиралась снежная пустыня, иначе не скажешь. Нетронутый снег искрился, переливался тысячами оттенков, так и манил нарушить тысячелетний покой долины. В другой ситуации я бы не удержалась, сорвалась на бег, оставляя на идеально гладком полотне неаккуратные следы. Но сейчас я смотрела, не отрываясь, на Кеймана.

– Я хочу тебе кое-что показать. Чтобы ты выбросила из головы всю ерунду о том, что тебе не место в мире или что ты не способна ни на что, кроме владения смертью. Иди сюда.

Сначала я подумала, что Кейману приспичило поиграть в снежки, потому что он наклонился и зачерпнул пригоршню снега. Но потом я отчетливо почувствовала магию, ту самую, что отличала нас от смертных, и затаила дыхание. Жестом Крост велел повторять за ним.

У меня не было перчаток, но снег перестал обжигать холодом уже через несколько секунд.

– Закрой глаза, – велел Кейман.

Он положил руки поверх моих, согревая кожу, и комок снега, который почему-то не таял. Сквозь тело словно прошел разряд тока, я задохнулась от ощущений, которых не испытывала раньше. Впервые магия не расходовалась, не утекала сквозь пальцы, а словно росла внутри вместе с приятным теплом.

В наших с Кростом ладонях что-то шевельнулось, и я вздрогнула, но Кейман не позволил отстраниться.

– Открой глаза.

То, что изначально было горсткой снега, вдруг приобрело очертания маленького хорошенького птенца. Он робко выглядывал из сложенных ладоней, глядя на новый для себя мир, и выглядел сошедшим со страниц фантастической книжки: с серебристыми перьями, отливающими голубизной, ярко-синими глазами и легким сиянием, бросавшим блики на кожу и снег.

– Это… что это? – с трудом спросила я. – Какая-то местная птица?

От страха спугнуть птенца я боялась пошевелиться.

– Не знаю, – улыбнулся Кейман. – Их раньше не существовало. Мы только что с тобой их сотворили.

– Но… я думала, я не умею.

– Умеешь, Деллин. Ты все умеешь. Ты сама назначила себя тьмой, но правда в том, что мы с тобой не делимся на тьму и свет, на добро и зло. Только ты выбираешь, что создавать: темных тварей или прекрасных существ. Драконов в мир ты уже вернула, пришла пора подарить Штормхолду еще несколько чудес.

Крост вскинул вверх руки – и птенец робко взмахнул крыльями, прямо на наших глазах превращаясь в величественную снежную птицу. Завороженная кружащим в снежных вихрях созданием, я вдруг поняла, как он называется – феникс.

– Снежный феникс.

– Он не может жить один. Попробуешь сама?

– Я не могу, – шепотом отозвалась я.

– Можешь. Можешь, Деллин. Я не успел научить Таару. А тебя и учить не надо. В тебе хватит силы на несколько миров, Деллин Шторм. На несколько очень красивых миров.

Когда я наклонялась за снежком, руки предательски дрожали. Больше всего на свете я боялась, что снег сейчас из белоснежного превратится в мерзкую черную жижу, а на лице Кроста появится разочарование.

Но вместо этого я почувствовала, как в ладонях бьется сердце будущего снежного феникса.

Они срывались с моих рук, один за другим, и кружили на фоне невероятного по своей красоте северного неба. Десятки птиц, целая стая, безумно красивых, невероятных птиц. Кейман давно уже не прикасался ни к ним, ни ко мне, просто стоял в стороне, наблюдая, как я не могу остановиться. Как раз за разом закрываю глаза, сохраняя в памяти мгновения зарождения новой жизни.

Когда птиц стало столько, что долина наполнилась их криками, напоминавшими звон хрустальных колокольчиков, я задрала голову, посмотрела в небо и засмеялась. Протянула руки к фениксам, пытаясь осознать: теперь они – часть мира. Мое создание. Рожденные моей магией, совсем не безобразные и не темные.

– Стоит оно того? – спросил Крост. – Чтобы остаться здесь и принять мир, который нам отдали?

– Обними меня, пожалуйста.

Почему-то сейчас я была уверена, что, даже увидь нас Бастиан, он бы не стал злиться. Он бы понял, что в этом жесте не было ни грамма измены или желания, только страх перед будущим и огромное сожаление двоих, которые не смогли сохранить сердца друг друга.

Но сохранили мир.

Обратно брели медленно, держась за руки. Это было в последний раз, мы оба знали, поэтому просто наслаждались. Совсем скоро все будет по-другому. Может, лучше, но по-другому, и мне хотелось насладиться последними часами прежней жизни.