Эрин Моргенштерн - Беззвездное море [litres]

Она тянется к чайнику, наполняет оба бокала горячим зеленым чаем и возвращает чайник на горелку.

– Вы правша, не так ли?

– Так, – отвечает Закери.

Из кармана своего жакета Аллегра достает маленький нож. Кончиком его проводит по веревкам на его левой руке.

– Попытаетесь отвязать свою вторую руку или как-то еще схитрить, потеряете эту руку. – Она прижимает острие к тыльной стороне его правой кисти, сильно, но не до крови. – Вы хорошо меня поняли?

– Да.

Она просовывает нож между веревкой и подлокотником и двумя быстрыми движениями освобождает ему левую руку. Веревка завитками падает на пол.

Аллегра прячет нож в карман, берет один из бокалов. Пройдя вдоль стола, садится в кресло напротив.

Закери не двигается с места.

– Вам наверняка хочется пить, – говорит Аллегра. – Чай не отравлен, если вам угодно подозревать нас в неблаговидных приемах. Вы же видели, мой чай из того же чайника.

Закери левой рукой берет чашку, движение отдается болью в плече, вдобавок к списку отмеченных уже травм. Делает глоток. Травяной чай, почти горький, но не вполне. Его язык еще помнит рыцаря с разбитым сердцем. Разбитые сердца. У него голова разбита, не сердце. Разбита и болит. Да, болит. Он ставит чашку на место.

Аллегра с настороженным интересом наблюдает за ним с другого конца стола. Так люди посматривают на тигра в клетке – и тигр посматривает так же на посетителей зоопарка.

– Я вам не нравлюсь, не так ли, мистер Роулинс? – спрашивает она.

– Вы привязали меня к креслу!

– Я велела вас привязать, сама не привязывала. Но я также велела принести вам чай. Разве одно действие не уравновешивает другое? – Закери не отвечает, и, помолчав, она продолжает. – Боюсь, с самого начала я произвела на вас неважное впечатление. Сбила вас с ног в грязный снег. Первое впечатление, знаете ли, – очень важная вещь. В тот вечер вы сделали два более приятных знакомства, и ничего удивительного, что эти персонажи понравились вам больше. Вы зачислили меня в негодяйки.

– Вы привязали меня к креслу, – повторяет Закери.

– Вам понравилось на моем балу?

– То есть?

– В “Алгонкине”. Вы не обратили внимания на мелкий шрифт. Бал-маскарад был устроен благотворительным фондом, которым я руковожу. Мы стремимся к тому, чтобы по всему миру дети из малообеспеченных семей учились грамоте, открываем библиотеки, предоставляем гранты многообещающим молодым писателям. Помимо того, мы работаем над улучшением тюремных библиотек. Бал-маскарад проводится ежегодно для сбора средств. И каждый год на него являются нежданные гости. Это прямо-таки традиция.

Закери молча отхлебывает чай. Да, что-то такое насчет благотворительности в пользу неграмотных он помнит.

– Следовательно, вы закрываете одну библиотеку, чтобы открыть другие? – делает выпад он, ставя бокал на стол.

– То место, о котором вы говорите, отнюдь не библиотека, – резко парирует Аллегра. – Ни в каком из смыслов этого слова. Это совсем не подземная Александрия, если вам вздумалось проводить некорректные параллели. Оно гораздо древней. И нет такого понятия, которое охватывает его суть в полной мере – ни на одном из человеческих языков. Люди обольщаются насчет дефиниций.

– Вы уничтожаете двери!

– Я защищаю порядок вещей, мистер Роулинс.

– Какой смысл в библиотеке-музее, если туда не попасть, чтобы прочесть книгу?

– В обеспечении сохранности, – отвечает Аллегра. – Вы думаете, я хочу спрятать его, это место, так? Нет, я его защищаю. От… да от мира, который для него слишком велик! Только представьте, что будет, если об этом месте узнают все? Что оно существует, и туда есть вход практически из любой точки мира? Что это волшебное, за неимением лучшего термина, место – буквально под ногами у всех? Что будет, когда появятся сообщения в блогах, с хэштегами, и объявления об экскурсиях? Но мы забежали вперед. Вы кое-что стащили у меня, мистер Роулинс.

Закери молчит. Это констатация факта, а не обвинение, вот он и не протестует.

– А известно ли вам, почему ему понадобилась именно эта книга? – спрашивает она. – Книга, ради которой он заставил вас обманом войти в этот дом? Скорее всего, нет. Он не из тех, кто делится информацией больше, чем это необходимо.

Закери трясет головой.

– Впрочем, не исключу, что он просто не захотел признаться в сентиментальности, – продолжает Аллегра. – Дело в том, что после того, как член нашего ордена проходит инициацию, ему дарят ту самую первую книгу, которую он когда-то, проходя свое первое испытание, защитил. Большинство не помнит, что это была за книга, но он – помнит. Несколько лет назад мы изменили эту практику и стали держать эти книги либо здесь, либо в одном из наших других зданий. Какая жалость, что после всех хлопот он так и не получил ее!

– А, так вы – сторожа! Стражи! – восклицает Закери, и Аллегра распахивает глаза. Остается надеяться, что он правильно интонировал и она не сможет отличить, что это, непосредственный вывод из услышанного или логический, из связи услышанного с прочитанным.

– В разные годы мы назывались по-разному, – произносит Аллегра, и Закери, переведя дух, старается не выказать облегчения. – Известно ли вам, чем мы занимаемся?

– Сторожите, я полагаю?

– Перестаньте дерзить мне, мистер Роулинс. Вам, вероятно, кажется, что это мило, но, сдается мне, хохмите вы в порядке защиты, потому что больше напуганы, чем готовы это признать.

– То есть вы – стражи, которые не сторожат?

– Вот скажите-ка, что вам дорого? – вопросом на вопрос отвечает Аллегра. – Ваши книги и ваши игры, верно? Ну, и ваши истории.

Закери пожимает плечами в надежде, что это прокатит как уход от ответа.

Аллегра ставит чашку на стол, встает с кресла и идет в сторону от стола, в затененную часть комнаты. Судя по звяканью, открывает там дверцу, но разглядеть ничего нельзя. Звяканье повторяется, и после того Аллегра снова вступает в освещенное пространство вокруг стола, белый ее костюм на свету почти что сияет.

Она кладет что-то на стол, близко, но так, что Закери не достать. Он не видит, что это, пока она не уберет руку.

Это яйцо.

– Скажу вам по секрету, мистер Роулинс, я с вами согласна.

Закери на это молчит, не сказав, по сути, что согласен хоть с чем-нибудь из того, о чем она говорила, и, в сущности, вовсе и не уверенный, согласен он или нет.

– История – это то же, что яйцо, вселенная, упакованная в выбранный для этого материал. Явление чего-то нового, необычного, полностью сформированного и хрупкого. Нуждающегося в защите. Вам и хочется его защитить, но этого мало. Вам хочется попасть внутрь истории, я вижу это по вашим глазам. Раньше я искала подобных вам, я умею распознавать такие желания. Вы хотите попасть в историю, а не наблюдать за нею со стороны. Вы хотите оказаться внутри скорлупы. Но единственный способ попасть внутрь – это разбить скорлупу. И стоит яйцо разбить, как его уже нет.