Эрин Моргенштерн - Беззвездное море [litres]

Ответственность за нее никто не берет. Каждый думает, что это сделает кто-то другой, вот никто и не делает. Все заняты собой, своими личными драмами. Да, они интересуются, расспрашивают и даже принимают участие, но – ненадолго. На мгновенья, не дольше, здесь и там разбросанные по детству, как опавшие листья.

В тот первый день, в кресле, но еще до того, как ей дали кролика, Элинор отвечает вслух и внятно на один-единственный вопрос: что она делала вне дома одна, без взрослых:

– Разглядывала.

Она считает, что неплохо справилась с задачей.

Закери Эзра Роулинс, обнаружив себя в лифте в компании розоволосой дамы с пистолетом в руке, которая, он в этом довольно-таки уверен, устроила поджог, в довершение к прочим своим преступлениям, совершенным в ходе этого дня, и джентльмена в бессознательном состоянии, который, по некоторым данным, покушался на убийство, и его, Закери, бедная разбитая голова не в состоянии разобраться в том, что ему нужней, вздремнуть или выпить, и еще в том, отчего это, скажите на милость, в сомнительной этой компании он чувствует себя куда комфортней, чем в той, которая ей предшествовала.

– Какого черта. – выговаривает он, но закончить вопрос слов не находит и только бессильно тычет рукой сразу на пистолет Мирабель и на дверь лифта.

– Так мы вывели из оборота ту дверь, а найти какую-то еще она, есть надежда, сразу не сможет. Да что ты так на меня смотришь?!

– Ты наставила на меня пистолет!

– Ох, прости. – Мирабель, глянув на свою руку, прячет пистолет в сумку. – Это антиквариат на одну пулю, раз – и готово. Слушай, да у тебя кровь идет!

Она осматривает ему ранку за ухом, достает из кармана носовой платок с рисунком из циферблатов, прикладывает его к ране, а потом демонстрирует Закери. Платок окровавлен сильнее, чем он ожидал.

– Да ладно, ничего страшного, – успокаивает его Мирабель. – Просто прижми покрепче платок. Мы потом порез обработаем. Может остаться шрам, но тут мы с тобой на равных. – Приподняв волосы, она показывает ему свой шрам за ухом, который он заметил еще в “Старбаксе”, и теперь уже нет нужды спрашивать, как она его заработала.

– Да что тут вообще происходит? – вздыхает он.

– Это отнюдь не простой вопрос, Эзра, – качает она головой. – Послушай, что-то ты взвинчен. Чаепитие, насколько я понимаю, оказалось не из приятных.

– Аллегра угрожала моей матери, – говорит он, догадываясь, что Мирабель пытается его разговорить, снять напряжение.

– Да, это в порядке вещей, – говорит Мирабель.

– Так она это что, всерьез?

– Конечно. Ведь угроза прилагалась к запрету рассказывать что-то про то, где мы находимся, верно?

Закери кивает.

– Что ж, у нее свои приоритеты. Ты вот что, ты побудешь внизу несколько дней, а я пока прозондирую почву. Аллегра не сделает ничего непоправимого, пока не почувствует, что другого выбора у нее нет. Она ведь могла избавиться от нас, всех троих, а мы, несмотря на то, живы и здоровы. Ну, в основном, – добавляет она, глянув сверху на Дориана.

– И что, она действительно убивает людей? – спрашивает Закери.

– Нанимает охотников на мокрые дела. Вот тебе наглядный пример, – и она поддевает носком ботинка ногу Дориана.

– Ты серьезно?!

– Может, хочешь еще историю? – Мирабель тянется к своей сумке.

– Нет, не хочу, – отвечает Закери, но стоит ему отказаться, как на язык возвращается вкус рыцаря и разбитых им сердец, и всплывает больше подробностей: узор гравировки на рыцарском доспехе, розовый летний вечер, поле, благоухающее жасмином. Все это смешано у него в голове, как воспоминание или сон, впечатанный в сахар. Неожиданным образом ему делается как-то спокойней.

Он снова усаживается на поблекший бархат банкетки, затылком, упертым в стенку лифта, чувствуя, как стенка мелко подрагивает. Канделябр над ним мерно покачивается, от этого кружится голова, и Закери закрывает глаза.

– Ну, тогда сам расскажи мне историю, – выдергивает его из полусна голос Мирабель. – И начни, пожалуй, с того, как с тобой началось то, что сегодня привело нас сюда. Предысторию про детство можешь опустить, с ней я уже знакома.

Закери вздыхает.

– Ну, я нашел эту книжку, – говорит он, уносясь мыслью назад и приземлившись точно на “Сладостные печали”. – В библиотеке.

– Какую книжку? – просит уточнить Мирабель.

Чуть помедлив, Закери все-таки пересказывает, что случилось после того, как книга нашлась, вплоть до маскарада. Коротко излагает события предыдущих дней, и ему даже обидно, до чего мало времени уходит на пересказ и как незначительно все звучит, если раздробить случившееся на эпизоды.

– И что же произошло с книгой? – спрашивает Мирабель, когда он закончил.

– Я думал, она у него, – Закери глазами указывает на Дориана.

Тот выглядит сейчас, словно мирно спит, а совсем не как те, кто без сознания, его голова покоится на краю бархатной банкетки.

Мирабель принимается опустошать карманы Дориана, выуживая оттуда связку ключей, шариковую ручку и тощий кожаный бумажник, в котором довольно много наличности, читательский билет в Нью-Йоркскую публичную библиотеку на имя Дэвида Смита, несколько визиток с разными именами и профессиями, а также несколько чистых карточек с изображением пчелы. Ни кредитных карт, ни документов. Книги нет.

Вытащив из бумажника пару купюр, Мирабель все остальное возвращает в карманы Дориана.

– А это еще зачем? – удивляется Закери.

– После всего, что мы ради него претерпели, он нам должен за кофе. Нет, погоди, мы же оба пили чай, да? Ну, все равно, пусть компенсирует.

– Как ты думаешь, что они с ним сделали?

– Думаю, они его допросили и, думаю, нужных им ответов не дождались, и тогда они его опоили и для пущего эффекта подвесили, а потом стали ждать, когда мы появимся. Я смогу помочь, когда мы доберемся до места.

Словно услышав ее, лифт останавливается, дверные створки распахиваются, и они оказываются в аванзале. Закери пытается поточней определить то чувство, которое испытывает сейчас, и в голову приходит только одно сравнение. Вот если бы квартирка над магазином его матери в Новом Орлеане еще существовала, увидев ее снова, он почувствовал бы что-то подобное, хотя, конечно, трудно сказать, ностальгия это или потеря ориентировки. Лучше и не думать об этом, если не хочешь, чтобы голова сильней разболелась.

Они снова подхватывают Дориана, прибегнув к той же системе бережного распределения громоздкой массы между собой. Дориан никак не способствует продвижению вперед. Слышно, как за спиной закрывается лифт, направляясь туда, где он обитает, когда не занят джентльменами в отключке, розоволосыми дамами и сбитыми с толку туристами.

У двери Мирабель тянется к ручке. Та не поворачивается.