Эрин Моргенштерн - Беззвездное море [litres]

– Ты надевала его на бал-маскарад в прошлом году?

– Да. Ты, кстати, напомнил мне о нем, когда в лифте рассказывал про свои поиски. Рада, что ожерелье оказалось полезно. Лучший вид вложений – это полезные драгоценности.

– А не мог бы я попросить тебя мне его одолжить?

– На тебе что, все еще мало навешено? – интересуется Мирабель, глядя на компас, ключи и меч Дориана, который тоже надет, в качестве талисмана.

– Ну, кто бы говорил!

Мирабель, прищурив глаза, делает глоток из бокала, но потом заводит руки за шею и расстегивает ожерелье. Выпутывает цепочку с ключом из остальных и протягивает ее Закери.

– Не вздумай переплавить, – говорит она и, разжав пальцы, позволяет цепочке упасть в открытую ладонь Закери.

– Вот еще! Я ее верну. – Он прячет украшение в сумку.

– Что ты такое затеял, Эзра? – спрашивает она, и он почти готов ей открыться, но что-то его удерживает.

– Сам пока не знаю, – говорит он. – Как узнаю, сразу скажу.

– Да уж будь добр, – ответствует ему Мирабель, загадочно улыбаясь.

Закери, взяв со стола ее бокал, отпивает оттуда. На вкус вино как зимнее солнце и подтаявший снег, пузырьки яркие, остренькие и взрывные.

В каждом пузырьке, в каждой бутылке, в каждом бокале и каждом глотке таится история.

И когда вино выпито, истории остаются с тобой.

Закери не уверен, является ли голос, звучащий сейчас в его голове, обычным голосом в его голове или он совершенно другой, и состоит ли вино Мирабель из историй, таких же, как те из ее странной жестянки с отнюдь не мятными конфетками. Он ни в чем не уверен.

Не уверен даже в том, что он против того, чтобы быть ни в чем не уверенным.

Он допивает свой “сайдкар”, чтобы смыть голоса рассказчиков, после чего на языке у него остается только один вопрос.

– Макс, а где море?

– Что?!

– Ну, море. Беззвездное море, водный простор, на берегу которого расположена Гавань.

– А, вот ты о чем, – хмурится Мирабель в свой кипящий пузырьками бокал. Закери ожидает, что сейчас она скажет, что Беззвездное море – это сказка на ночь для малышей, или что Беззвездное море – это состояние ума, или что нет никакого Беззвездного моря и никогда не было, но ничего этого Мирабель не говорит, а вместо того поднимается с места и, бросив: – Давай-ка за мной, – подхватывает со стола бутылку с шампанским и выходит из винного хранилища в бальный зал.

Закери идет следом, оставив свой пустой коктейльный бокал рядом с колодой карт, которая, разложи он ее в нужном порядке, все бы ему объяснила.

Мирабель проходит под уходящую в тень арку, одну из тех, что расположены у двери в винохранилище и за которыми в самом деле так темно, что, идя туда, Закери не заметил уходящую вниз лестницу. Теперь они спускаются по ней, и уже на расстоянии вытянутой руки – хоть глаз выколи. Он отстает от Мирабель на две ступеньки, из опасения наступить на ее шлейф, и всего в двух от него ступеньках она почти что растворена в темноте.

– Далеко ли еще вниз? – начинает он, но темень подхватывает первое слово и возвращает ему: Далеко, далеко, далеко.

Темень эта, как он теперь понимает, очень, очень большая.

Лестница заканчивается у длинной низкой ограды, врезанной в стену, балясины ее вырастают из необработанного каменного пола.

Закери поднимает голову кверху, откуда шесть выделенных светом арок всматриваются в темноту.

– Значит, ты хочешь увидеть море, – певуче произносит Мирабель, глядя над оградой во тьму, и Закери не знает, ему она это говорит, себе или темноте, которая, как он думает, представляет собой пещеру. Пещера отвечает: Море, море, море.

– Где же оно? – не выдерживает он.

Мирабель подходит ближе к ограде и смотрит через нее. Закери становится рядом и смотрит вниз.

Свет, доносящийся из бального зала, выхватывает из тьмы лишь кусок стены из дикого камня, все остальное затеряно в пустоте-черноте. Закери едва-едва видит на камне свою тень и, рядом, силуэт Мирабель, но света этого слишком мало, чтобы высветить воду или волну.

– Сколько же до него?

В ответ Мирабель, размахнувшись, бросает во тьму бутылку с оставшимся в ней шампанским. Закери ждет, что та со звоном разобьется о скалу или с плеском упадет в море, в которое он не верит, но ни звона, ни плеска не раздается. Он ждет и ждет. Ждет.

Мирабель попивает свое вино.

И наконец, когда прошло столько времени, что правильней было бы измерять его минутами, а не секундами, издалека снизу доносится тень звука, отзвук настолько тусклый, что невозможно сказать, разбилось там стекло или с плеском ушло в воду. Эхо вяло подхватывает его и доставляет отчасти, лишь отчасти, как будто требуется слишком большое усилие, чтобы на таком расстоянии справиться с чем-то столь малым.

– Беззвездное море, – констатирует Мирабель, указывая бокалом сразу и на бездну, распростершуюся внизу, и на глухую темноту поверх бездны.

Закери уставился в пустоту и не знает, что и сказать.

– А раньше там были пляжи, – говорит ему Мирабель. – Во время празднеств люди танцевали в волнах прибоя.

– Что же случилось?

– Море отступило.

– Это… это поэтому люди ушли, или отступило оно, потому что люди ушли?

– Ни то, ни другое. Или и то, и другое. Можно попробовать в точности указать тот момент, когда исход начался, но, я думаю, все дело во времени. Старые двери стали разрушаться задолго до того, как Аллегра с компанией принялись за ними охотиться, выставляя напоказ дверные ручки, словно это трофей. Все меняется. И места, и люди.

Она замолкает, чтобы сделать еще глоток, и Закери, у которого есть время подумать, не имеет ли она в виду кого-то конкретно, от вопроса воздерживается.

– Все не так, как было когда-то, – продолжает она. – Только не горюй, сделай милость, что ты пропустил самую золотую пору. Она кончилась, и прилив отступил, задолго до того, как я родилась.

– Однако в книге. – возражает Закери, сам толком не зная, что собирается сказать, но Мирабель не дает ему договорить.

– Книга – это интерпретация, – говорит она. – Ты хочешь, чтобы здесь, в этом месте, все было так, как в книге, но в книге – не место, там просто слова. То место в твоем воображении, то, куда ты хочешь попасть, это место – воображаемое. А вот это – реальность, – она кладет руку на стену, которая перед ними. Камень под ее пальцами весь мелко истрескан, и трещина покрупней бежит сверху вниз, углубляясь в балясину. – Можно исписать чертову пропасть страниц, но слова местом не станут. А потом, в книге о том, как тут было. Не о том, как сейчас.

– Но здесь ведь может стать, как было прежде, правда? – спрашивает Закери. – Если мы восстановим двери, люди вернутся.

– Я благодарна тебе за это “мы”, Эзра, – отвечает ему Мирабель. – Однако я занимаюсь этим уже долгие годы. Люди приходят, но не остаются. Единственная, кто остался за все время, – лишь Райм.