Виктор Хант - Охотник за воспоминаниями

Мальчишки и девчонки играли в "разбойников" – носились по улицам, приставали к прохожим, обсыпали их просяным зерном, ягодами рябины и требовали угощения. Если жертве не удавалось откупиться сладким или мелкими монетами, "разбойники" придумывали обидные дразнилки и сопровождали несчастного, выкрикивая хором стишки-обзывалки, до самого дома.

Летта и Анке, очутившись в окружении такой шайки, быстро раздали медяки и конфеты, а у Ланса ничего с собой не оказалось. И он тут же сделался объектом насмешек. Его обстреляли оранжевыми ягодками рябины, забросали крупой, а рыжий Питер принялся скакать вокруг и громко выкрикивать:

Девушки расхохотались, ребятня хлопала в ладоши и радостно вопила: "Дырявый рот, дырявый рот!"

Ланс понимал – если сейчас не победить в этом шутливом поединке, кличка "Дырявый рот" ему гарантирована. Ну что ж, парнишка сам напросился!

Юноша приобнял за талии своих спутниц и насмешливо пропел:

Питер покраснел, даже уши заалели, обиженно засопел, Лансу показалось, что мальчишка сейчас заплачет. Он уже готов был сказать что-то утешительное, но Питер, как настоящий полководец, знал принципы тактики и стратегии. Оглянувшись, быстро усмотрел очередную жертву и указал своему разбойничьему войску на толстяка в цилиндре:

– Смотрите! Паровоз и труба на голове!

Вся компания помчалась к толстяку, распевая:

– У него красный нос, он пыхтит, как паровоз!

Девушки смеялись и не торопились отстраняться от обнимающего их Ланса.

– Ловко вы вывернулись, господин Сварт, – с улыбкой сказала Анке и бросила долгий взгляд из-под ресниц.

– У вас определенно талант барда! – повела бровью Летта и прижалась теснее.

– Просто детство вспомнилось, мы так же бегали за прохожими и уважали тех, кто умеет быстро придумывать дразнилки. Даже тренировались, – ответил Ланс, смутившись и опустил руки.

Девушки посмеиваясь, переглянулись.

– Не хотела бы я попасть вам на язычок! – сказала Анке.

Они поднялись по ступенькам в часовню и принялись выгружать из корзинки принесенные украшения. Маленький храм был переполнен, в такой суматохе подобраться к исповеднику было просто невозможно. Но Лансу даже не дали поразмышлять над тем, как это сделать, а вручили лестницу и загнали под потолок, развешивать гирлянды.

Пастор Кристофер очень обрадовался, когда супруга мэра взяла на себя руководство украшением храма. Мадам Харриот оказалась бесценным помощником. Она мило улыбалась и непреклонным образом пресекала любые споры. Кристофер даже немного завидовал ее умению сказать: "Ну что вы, милочка, этот венок здесь совершенно неуместен, повесьте его лучше вон там, в углу. О, теперь просто изумительно. Спасибо, дорогая."

К вечеру Ланс чувствовал себя как после самой жесткой тренировки в Роксбридже. Ему пришлось переставлять скамьи, протирать витражи, а мадам Харриот измучила его, составляя композицию из тыкв. Каждый раз результат казался ей неудовлетворительным и она просила Ланса переделать все полностью. Когда, после десятой попытки, она сказала: "Идеально!", Ланс возблагодарил небеса.

Стемнело и наконец храм опустел. Сквозь витражные окна заглядывал осенний вечер. Уютно мерцали разноцветные фонарики, запах выпечки и легкий аромат осенних цветов наполняли часовню.

Кристофер опустился рядом с Лансом на скамью, устало вытирая лоб:

– Ну и денек.

– Да-а-а, не думал, что это такая морока. По мне – натыкать цветов в парочку ваз, тыковок кучей у входа навалить – и красота. А дамам всё неймется. Хуже, чем когда Джонси с Эндрисом нас заставляют бегать с полным мешком яблок, а потом еще переплывать озеро туда и обратно, – откликнулся Ланс, с наслаждением вытягивая ноги.

Кристофер вытащил из внутреннего кармана плоскую фляжку, отвинтил колпачок и протянул Лансу. Ланс принюхался и довольно улыбнулся:

– Яблочный самогон!

– Лучший в Мидлтоне, – ответил Кристофер.

Некоторое время они наслаждались тишиной и эффектом, который производил на их измученные предпраздничной суетой организмы крепкий напиток.

– Моя матушка всегда говорила, – сказал Кристофер задумчиво, – что один решительно настроенный джентльмен может совладать с неограниченным количеством других джентльменов. Но ему никогда не сладить даже с полудюжиной леди. Это может сделать только другая леди.

Ланс поразмышлял над этим некоторое время и глубокомысленно кивнул.

– Я слышал теорию, – осторожно произнес Кристофер, – о том, что люди произошли от обезьян…

– Что, правда? – изумился Ланс.

– Да, но мне кажется… эмм… этот джентльмен был не совсем прав. Женщины явно произошли от сорок или, может быть, от чаек…

Оба засмеялись, и Ланс почувствовал симпатию к исповеднику. Кристофер казался сейчас простым парнем, вроде него самого. Немного пафосным, правда, но это уж издержки профессии.

Пастор убрал опустевшую флягу и извлек из кармана серебряный брегет.

Еще в прошлый раз Ланс заметил у Кристофера эту вещицу. Предмет, никак со скромным достатком исповедника не сочетавшийся. И вот сейчас, в минуту раздумья, Крис гладил узорную крышку брегета.

– Шикарная штука, давно у тебя? – спросил Ланс, стараясь чтобы это звучало непринужденно.

– Нет, недавно, – скупо ответил Крис, собираясь убрать брегет в карман.

– Могу я посмотреть? – попросил Ланс. – Узор интересный. Явно не орпейская работа. Я сам оттуда, из пригорода Аурума, есть там такое маленькое местечко на границе с Пустошами… а ты откуда родом?

– Издалека, – уклончиво ответил Пастор и протянул юному охотнику дорогой предмет.

Ланс осторожно взял его из рук исповедника, так, как учил Ржавый. Ничего не произошло. Ланс подумал, что не сумел навести Кристофера на нужные мысли. Сильнее сжал брегет в ладони и получил сильный удар, похожий на электрический разряд. Его тряхнуло, волосы заискрили, от перчатки потянуло дымком.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Кристофер. – Раньше с брегетом такого не случалось. Может быть, это и есть то скрытое свойство, которое я пока не обнаружил…

– Ничего, – Ланс поднялся и вернул пастору брегет. – Наверное, дело в моей перчатке.

Рука болела и Ланс злился. Ржавый решил подшутить над ним? С чего он вообще взял, что можно верить механоиду, о хозяине которого ничего не известно!

Слева в груди снова заныло…

Лансу все больше нравился Мидлтон.

В обед, когда выдавалось свободное время от возни с моррисовскими грифончиками, он бродил по улицам городка, наблюдал, как дети плетут венки для украшений, помогают взрослым натягивать цветные флажки и гирлянды между крышами соседних домов.