Сергей Джевага - Когда оживают Тени [litres]

Прозрение огрело по голове, как увесистый булыжник. Я даже рот открыл от осознания и переосмысления того, что делал ранее. И чем на самом деле являлось искусство гнозис.

– Вижу, дошло, – хмыкнул Старик. – А теперь кое-что вдогонку, чтобы отсечь новые вопросы… Да, чисто теоретически ты можешь создать огненный шар. К примеру, настроишь процесс так, что капли воды в воздухе будут непрерывно и лавинообразно расщепляться на кислород и водород. И запретишь газам рассеиваться, сосредоточишь в ком. Разницей электрических потенциалов зажжешь искру и заставишь полыхнуть. Однако тогда будет хлопок, реакцию придется поддерживать – а это десятки сложнейших печатей. Пяток или больше уйдет на то, чтобы разрежать пространство в одном месте и сгущать в другом. Тогда из-за разности давления снаряд полетит в нужном тебе направлении… Оно тебе надо? Ради эффектной хлопушки тратить час времени и чертову прорву энергии, а?

– А если вложить побольше? – предложил я.

– Нет! – перебил Дампир уверенно. – Пойми еще одно. Изнанка не так податлива, как кажется. Сильная трансформа вызовет не менее мощное сопротивление, что ударит по тебе же. Либо ничего не получится. Либо откат настигнет такой, что на месяцы сляжешь в постель.

– Но должны же быть способы, – пробормотал я, окончательно раздавленный.

– Есть, – согласился Дампир. – Сделать артефакт, машину. Тогда твои усилия не пропадут даром, а скорость применения возрастет. Но в случае с твоей задумкой… Зачем напрягаться, если есть такая прекрасная вещь, как пистолет? Да, можно сделать нечто поэффективнее, но уйдут месяцы, подобные игрушки разрабатывают конструкторские бюро годы напролет.

– То есть я изначально пошел неверным путем? – мрачно спросил я. – И потратил время зря?

– Ты тренировался, – сказал пират. – Нормальный процесс. Каждый через такое проходит. Но и выводы сделал опять же ошибочные. Печати, созданные на скорую руку, могут быть эффективным оружием. Могут! Надо просто применять мозги. Думать, как ты сможешь с минимумом затрат сил и времени достичь хорошего результата. Потому так популярны всяческие воздействия на разум. Вроде отвода глаз, гипноза, внушений. Влиять на электрохимические импульсы в мозгу из Изнанки почему-то легче.

– Подумать… – пробормотал я уныло.

Здесь и сейчас казалось, что мир рухнул, а надежды рассыпались, как осколки стекла. Новые знания расширили мировосприятие, но именно оттого руки и опустились. Я банально не знал, с чего начать и как поступить.

И Старик, по-видимому, понял мое состояние без всякой эмпатии. Досадливо кашлянул, потрепал по голове и сказал:

– Да. И я дам подсказку на первый раз. Помнишь, сказал про направленный полет огненного шара? А что будет, если пузырь вакуума и избыток давления усилить до предела, а потом разом столкнуть два подобных мешка?

Уныние и апатия завладели мной почти полностью, отрезав от реальности и заставив купаться в самоуничижении. Но угроза нового подзатыльника заставила опять скрипеть мозгами. И я представил то, о чем говорил Дампир. Прикинул так и эдак, а затем перевел в символы… и удивленно приподнял брови.

– Ого. Затрат получится много меньше, чем я задумывал изначально. И эффект будет… наверное.

– Правильно. Но тоже не лучший метод на самом деле. Я придумал навскидку. Подлинные мастера могут сдвинуть песчинку и вызвать землетрясение. Потому и нужно помимо гнозиса учить и физику, химию, математику, медицину. Чтобы воздействовать на мир, его нужно постичь. А теперь, если ты жаждешь попытаться, предлагаю переместиться в центр мастерской. Никогда не занимайся такими экспериментами в ограниченном пространстве. В случае чего отдача прилетит по тебе же. Компенсаторы тут работают хуже.

Странно, но я не уловил того момента, когда нагоняй превратился в полноценный урок. Возмущаться и протестовать не подумал. И правоту признал – машины Дампира, что отражали и искажали показания поисковых артефактов Церкви, захватывали довольно ограниченную площадь. Сдуру выбить себе глаз также как-то не улыбалось.

– Да! – воскликнул я. – Хочу попробовать.

Собрав книги и бумаги, мы выбрались из угла и свалили поклажу на ближайший верстак. Затем я вышел на середину зала и замер в нерешительности.

С чего бы начать?

– Ты ведь хотел сделать комбинированную основу, – произнес Старик, уловив сомнения. – Так действуй. На сильно сложное пока не замахивайся, попытайся с простыми фигурами. А я погляжу.

Кивнув, я закусил губу. Затем уловил писк, потянулся к той стороне разумом, волей, чувствами. И через мгновение пальцы будто омыла теплая вода, а мир залило меловым раствором. Тени и краски исчезли, оставив лишь угольные росчерки и контуры на белом фоне, рябь вокруг. Мастерская, как огромный куб, очертания стен, станков и приспособлений, стеллажей и ящиков. Но ни полутонов, ни фактуры, ни теней, ни света.

Простые схемы, говорите?

Вздохнув, я вытянул руки и начал рисовать прямо перед собой. Левой рукой очертил круг, потом еще и еще. До тех пор, пока в ткани Изнанки не возникло зримое проявление – серый контур. Ощутил вибрации, завершенность – и сделал хватательное движение, фиксируя в пространстве. Затем скосил взгляд и, одновременно удерживая получившееся кольцо, попытался правой рукой нарисовать треугольник. Но, как и говорил Старик, первая фигура начала терять стабильность, расплываться как колечко дыма.

Выругавшись, я сосредоточился сильнее. Вернул стабильность первой схеме и снова взялся за вторую. И опять с тем же результатом.

Стоит признать, Дампир прав. Рисовать и удерживать одновременно несколько основ чрезвычайно трудно. Едва отвлекался на одну, расслаивалась и стиралась другая. Но я честно старался, потеряв счет попыткам и времени. Вникал, постигал, концентрировался.

Само чувство реальности постепенно покинуло меня. Я будто растворился в белом пространстве, стал его частью. Какой-то частью сознания воспринимал окружающее – холод, дуновение воздуха из вентиляции, стекающие по лбу капли пота, немеющие пальцы. Осознавал, что Старик терпеливо наблюдает, усевшись на первый попавшийся ящик из-под инструментов. Но сие регистрировалось лишь мельком, вскользь, а основное внимание сосредоточилось на фигурах.

В какой-то момент я начал чувствовать вибрации схем – как щекотку, зуд. И уловив ощущение, сообразил, что удерживать все взглядом не обязательно.

Чувство и явилось решающим фактором успеха.

Подтянув треугольник к кругу, я вставил первый во второй, и сразу стало легче. Фигура перестала расплываться, а будто врезалась в ткань Изнанки. А уж когда легкими росчерками добавил символы связи в пересечениях, рождающаяся печать стала почти монолитной, осязаемой.