Сергей Джевага - Когда оживают Тени [litres]

И если с первым справлялся успешно, лавируя по оживленным, хорошо освещенным тоннелям и переходам, то со вторым никак не получалось. Иногда казалось, что вижу то тут, то там подрагивающее пятно – будто нагретый воздух рябит. Слышались легкие шаги, дыхание. Но едва фокусировался, миражи пропадали.

А если опять шуточки До? Что, если монстр придумал новый способ досаждать и сводить с ума?

Но, поразмыслив, отмел предположение. Ощущения отличались. А я уже научился чувствовать Тени и внимание проклятой твари. Хотя, пожалуй, сейчас не сильно огорчился, если бы это оказалась все-таки она. Стоит признать, успел привыкнуть к выходкам загадочного существа. Другое дело – столкнуться с новой неведомой напастью.

Скрипнув зубами, я ускорил шаг. Преодолел длинную галерею, украшенную светильниками в виде сфер и статуями древних героев, вышел на нарядную площадь перед огромными вратами. Тут играла музыка, гуляли нарядные парочки, журчал фонтан. А над головой в честь грядущего праздника растянули сеть из мягко мерцающих фонариков. Из пабов и кафе по краям площади доносились голоса, слышался мелодичный женский смех.

Как я и предполагал, бандит направился прямиком к вратам. И, естественно, путь ему заступил наряд гвардов. Вперед выступил командир и положил ладонь на шоковую дубинку. Но преступник не растерялся, достал из кармана плаща какую-то бумажку и чуть ли не бросил в лицо бойцам.

Я уловил эхо злого торжества и удовлетворения худого, а на лице охраны прочитал недоверие, переходящее в едва сдерживаемый гнев, а затем изумление. Ведь командир, внимательно изучив документы, неохотно буркнул через плечо, вернул бумаги и шагнул вправо. Остальные помедлили и тоже расступились.

Вот так бандит и попал туда, куда ход в теории полагался лишь лордам, а также ограниченному кругу простолюдинов: слугам, отдельным церковникам, проверенным торговцам и рестораторам, талантливым музыкантам, госслужащим, гвардам. Но уж точно не всякому отрепью.

И я знал, куда направляется, в чей грот. Случайностей тут быть не могло.

Иногда уверенность – это хорошо. Лучше, чем зыбкие подозрения. Но понимание приносит и огорчение, и разочарование.

Поколебавшись, я хотел последовать за бандитом. Чтобы убедиться окончательно. И домой надо бы заглянуть, подготовиться, подумать, как действовать дальше.

Но в очередной раз ощутил чужое внимание, заметил зыбкий силуэт на верхушке галереи на краю площади. Не выдержал и резко развернулся, напрягая органы чувств. Не увидел ровным счетом ничего, кроме бесстрастных ликов изваяний и равнодушного сумрака. Через секунду чьим-то любопытством стало веять с другой стороны, будто неизвестный неуловимо быстро перепрыгнул через площадь.

Странно. Игра воображения? Или я что, начал чувствовать направление? Но как? Скрывающегося под маской пустоты найти невозможно. Тем более находясь в оковах. А может, дело в том, что неосознанно воспользовался тем же приемом, что и в келье епископа, когда пытался поймать Тень?..

Недолго думая, я попробовал смотреть периферийным зрением. Потом подумал и отыскал свою слабую и разбитую на множество силуэтов под светом фонарей тень, потянулся к ней. Волей, мыслью и властью гностика. Почувствовал усиливающийся зуд в левой ладони, где чернело маленькое несмываемое пятнышко, болезненный укол холода. И тень исказилась, собралась воедино, налилась густотой.

От удивления я чуть не потерял концентрацию. Но удержал странное чувство зависания на грани чего-то непознанного. Огляделся и осознал, что вокруг творится нечто несуразное. Свет, льющийся отовсюду, будто померк, стал неверным и призрачным. Звуки притихли и отдалились. Из пустоты смотрели чьи-то насмешливые глаза-щелки, слышался топот множества мягких лап, будто где-то во мраке бегала стая кошек. Из ниоткуда возникали черные пылинки, закружились вокруг меня в затейливом танце.

Сие отдаленно смахивало на погружение в Изнанку. Но нет, селенит из татуировок никуда не делся.

Холод усилился, но я невероятно четко почувствовал чужой интерес. Теперь с примесью недоумения. И что удивительно, ясно сознавал, откуда исходит, определил источник: выше и чуть левее.

Вскинув голову, прищурился и посмотрел на нависающий над краем площади фигурный парапет со скульптурной композицией из нескольких монахов. Изваяния стояли плечом к плечу и в едином порыве как бы осеняли площадь солнечным знамением. А за ними располагались мощные прожектора, и по задумке архитекторов как бы получалось, что церковники идут в авангарде луча света.

Именно на плече одного из каменных колоссов я увидел зыбкое черное пятно. Высокий человек с чрезмерно длинными руками и ногами и головой, увенчанной рогами, как у демонов на полотнах церковных художников.

Лишь несколько мгновений я смотрел на неизвестного, а тот таращился на меня. Холод из левой руки начал разливаться по телу, а мир вокруг стираться и таять, как акварельный рисунок, на который неосторожно плеснули водой.

А затем мощный подзатыльник чуть не швырнул меня наземь. Хлесткий, как последняя фраза бывшей подруги, сказанная о тебе в постели, и такой же обидный, банальный, если не сказать будничный. Из глаз посыпались искры, я квакнул и клюнул носом, по инерции сделал несколько шагов, ошалело оглянулся, распахнув рот и беспомощно раскинув руки.

– Парень, ты идиот?! – гаркнули мне в лицо, попутно дохнув густым сивушным перегаром. – На хрена мерцать начал прям у всех на виду?

– А? Что? Где? – жалко промямлил я, не разумея, что произошло.

Наваждение схлынуло, как и не бывало. Свет фонарей перестал быть призрачным и мертвенным, а тень вновь оказалась обыкновенной – тусклой, раздробленной из-за множества источников света. Вокруг гуляли люди, играла музыка, слышались разговоры, пахло жареной рыбой и чем-то сладким, духами, солью.

Чувствовал я себя отвратительно. Так, будто проглотил кит, хорошенько прожевал и выплюнул. Ноги подкашивались, в каждой мышце поселилась слабость, тело терзал страшный холод. Левая рука вообще казалась ледышкой, морозные зубы кусали и за кишки.

И едва шевельнувшись, я понял, что одежда напрочь промерзла, превратилась в хитиновый панцирь, хрустящий и твердый. Брови и волосы покрылись инеем, изморозь скрипела на зубах, склеила губы.

«Да что ж творится-то?»

Сказать, что я поразился до глубины души, – не сказать ничего. Подобного произойти не могло, противоречило законам искусства гнозис. И Изнанка редко оставляла такие следы в реальном мире. Уж точно не с уровнем специалистов современности. Теурги – те да, по легендам, могли и пламя зажигать, и мертвых поднимать. И в такое охотно верилось после работы с древними артефактами. Но чтобы без подготовки и печатей…