Стивен Эриксон - Три повести о Бочелене и Корбале Броче

- Его советники и военачальники столь же мало информированы? Как насчет придворных магов?

- Они все пропали, эти маги. Изгнаны. Что до остальных, - пожал плечами Имид, - такой интерес встретил бы со стороны Макротуса суровое осуждение, намекая на страсть к порочным наслаждениям или опасное любопытство.

- Вино готово, - возгласил Эмансипор.

Головы святых резко повернулись, в глазах загорелся жадный интерес.

Элас Силь прошептала: - Нам запрещены такие... пороки.

Брови лакея поднялись. - Полное воздержание?

- Вы не слушали? - зарычал Имид. - Все нелегально в Чудно. Ни алкоголя, ни ржавого листа, ни дурханга, ни сонной пыли. Ни для святых, ни для других.

Элас Силь добавила: - И мяса нет, только овощи и фрукты, и рыба с тремя плавниками. Забой скота - жестокость, а красное мясо очень нездорово.

- Ни проституции, ни азартных игр. Все удовольствия подозрительны.

Эмансипор только хмыкнул в ответ. Постучал трубкой по ноге, сплюнул мокроту в огонь.

- Любопытно, - сказал Бочелен. - Чего же вы хотите от нас?

- Свергнуть короля, - бросил Имид Фактало.

- Свергнуть, то есть низложить.

- Верно.

- Низложить, то есть устранить.

- Да!

- Устранить, то есть убить.

Святые снова переглянулись. Но не ответили.

Бочелен обернулся изучить далекий город. - Я склонен, - заявил он, - предварить согласие на ваши посулы неким предостережением. Последняя возможность, если угодно, сказать иное слово, забрать деньги и вернуться назад - а моя свита попросту двинется к другому городу. Вот мое предупреждение: в нашем мире есть вещи похуже заботливого короля.

- Вы так думаете, - буркнула Элас Силь.

Бочелен ласково ей улыбнулся.

- Ну, как? - требовательно спросил Имид Фактало. - Нет больше вопросов?

- О, вопросов очень много, добрый сир, - отвечал Бочелен. - Увы, не вам я должен их задать. Можете идти.

Здраворыцарь Инвет Суровий стоял над корзиной с рыдающим младенцем и сверкал глазами на шестерых женщин, что болтали у колодца. - Чье это дитя?

Одна женщина торопливо отошла от толпы. - Колики, о Славно Чистый. Увы, с ними ничего нельзя сделать.

Лицо Здраворыцаря покраснело. - Абсурд, - рявкнул он. - Должно быть какое-то лекарство, чтобы заставить замолчать сосунка. Не слышали последнего Запрета? Крикливые дети будут конфискованы за беспокойство, причиняемое благополучным горожанам. Их отнесут в Храм Госпожи, где научат Путям Благости, кои включают в себя обет молчания.

Слушая слова Инвета, несчастная мать бледнела. Остальные женщины у колодца торопливо расхватали чад и разбежались. - Но, - заикнулась она, - лекарства, к которым мы привычны, нынче стали вне закона...

- Лекарства вне закона?! Сошла с ума?

- Они содержат запретные вещества. Алкоголь. Дурханг...

- Вы, матери, завели обычай осквернять кровь и дух детей? - Одна эта мысль чуть не вызвала у Инвета удар. - Удивляться ли, что столь гнусные нарушения запрещены? И ты осмеливаешься назвать себя любящей матерью?

Женщина схватила корзинку. - Я не знала! Я заберу ее домой...

- Поздно! - Он сделал знак троим достойным, и те выбежали из-за спины. Началась борьба за обладание корзинкой; наконец один достойный заехал женщине в глаз. Она завопила и отпрянула, отпуская ручку, и достойные, выхватив корзину, побежали по улице. Женщина отчаянно зарыдала.

- Молчать! - проревел Инвет. - Публично выражать эмоции запрещено! Рискуешь арестом!

Женщина пала на колени и начала умолять его в самых униженных выражениях.

- Встань и отряхнись, баба. - Инвет облизал губы. - И благодари за милость.

Он зашагал вослед достойным и их вопящей добыче.

Вскоре они прибыли в Великий Храм Госпожи. Главный вход с высокой платформой и квадратным алтарем, из коего по временам вздымался глас Госпожи, донося до народа ее распоряжения, считался слишком открытым для доставки плаксивых детей. Соответственно, Инвет и его достойные подошли к скромной боковой двери, один из достойных отбил причудливый ритм. Миг ожидания, и дверь с треском открылась.

- Дайте-ка, - велел Инвет и принял корзинку с захлебывающимся краснолицым ребенком. Вошел в коридор и закрыл за собою дверь.

Жрица перед ним - в рясе и под вуалью, что вовсе не скрывало излишнюю полноту - голодными глазами смотрела на девочку. - Превосходно! - прошептала она. - Сегодня уже третья. Госпожа восторгается новым Запретом.

- Я удивлен, - буркнул Инвет. - Вскоре тут будет тысяча вопящих детей. Где же Госпожа обрящет покой?

Жрица склонилась и щипнула руку девочки. - Пухлая, - промурлыкала она. - Хорошо. Да. Покой Храма скоро восстановится.

Инвет Суровий нахмурился, гадая, почему ее слова вызвали легкое беспокойство, но потом хмыкнул, отгоняя мысль. Не Здраворыцарям спорить с прочими служителями Госпожи. Он передал корзину.

Дитя, всё это время вопившее, тут же замолкло.

Рыцарь и жрица склонились, глядя в широко распахнутые глаза.

- Словно новорожденный воробушек, - пробормотала жрица, - когда скворец близко.

- Ничего не понимаю в птицах, - сказал Инвет. - Я ухожу.

- Да, уходите.

Ворона уселась на задок фургона, перья трепал поднявшийся с закатом бриз. Эмансипор отметил ее появление гримасой. - Голоден, как думаете?

Бочелен, сидевший на походном складном стуле напротив лакея, чуть качнул головой. - Он сыт.

- Почему вы эдак смотрите на меня, хозяин?

- Я думаю, мастер Риз.

"О нет". - Насчет свержения доброго короля?

- Доброго? Не понимаете, мастер Риз, сколь безупречно коварен королевский гений? Любая вообразимая тирания возможна, если твердит о благополучии населения. Излишняя забота? Разумеется. Но если она творится рьяно и с невинно раскрытыми глазами, что делать гражданам? Жаловаться, что им делают добро? Вряд ли, ведь чувство вины избрано добрым мучителем основным своим орудием. Нет. - Бочелен встал и повернулся лицом к темному городу. Обеими руками зачесал назад волосы, глаза блестели в сумерках. - Мы видим гений, простой и откровенный. И нам предстоит померяться умом с умным королем. Признаюсь, во мне вскипает кровь при мысли о таком вызове.

- Рад за вас, хозяин.

- Ах, мастер Риз, полагаю, вы до сих пор не осознали угрозы, которую король несет таким, как вы и я.

- Ну, честно... нет, не осознал, хозяин. Верно вы сказали.

- Вынужден разъяснить всю логику со всей возможной простотой, чтобы ваш необразованный разум ухватил все оттенки смысла. Желание блага, мастер Риз, ведет к усердию. Усердие же ведет к лицемерному самооправданию, кое рождает нетерпимость; из сего мигом проистекает суровость суждений, допускающая жестокие наказания, они вызывают всеобщий ужас и паранойю, постепенно подводя к мятежу, следствием которого станет хаос, распад и конец цивилизации. - Он не спеша обернулся, взирая на Эмансипора. - А мы зависим от цивилизации. Лишь в ее объятиях можем мы процветать.