Стивен Эриксон - Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

Будь покойны, я утаю его дальнейшие комментарии относительно публичных работ.

Тулгорд не мог отвести взгляда от Арпо, что вполне понятно. Наконец он развернул коня. - Веди, Маринд. Хочу, чтобы все окончилось.

Мастер Маст подал голос с облучка: - Фан"аррогал, говорите?

Арпо утер руку о голую грудь. - Мой город. До явления демонов, когда я пресытился. - Он хмуро прищурился. - Думаю.

- После ночи резни, когда от города остались дымящиеся руины, - сказал мастер Маст, и глаза его сузились в щелки, дым повалил из трубки. - Или так говорят сказания. Фаррог восстал из пепла.

- Боги подлые! - прошептал Сардик Тю, выпучившись на Арпо. - Ты Безразличный Бог! Ты наконец вернулся к нам!

Бреш Фластырь фыркнул. - Он человек с треснутой черепушкой. Смотрите, из нее течет!

- Лучше не видеть, - сказал Апто, быстро отставая от Негемотанаев.

Я глядел на мастера Маста. - Фан"аррогал? Это название появляется лишь в самых темных преданиях...

Густые брови поднялись. - Неужели? Ну, наверное, я где-то это слышал.

- Как свойственно слугам, - кивнул я.

Крякнув, мастер Маст дернул поводья, мулы рванулись вперед я отошел в сторону и на миг оказался один, ибо остальные поспешили вослед Негемотанаям.

Хм, почти один. - Я Ниффи Гам и я сделаю все, что она повелит! Клац-клац.

Ах, ну разве не мечта фанатки?

***

- Убьем время, хоть ненадолго, - приказал Крошка Певун, едва я догнал всех.

- Слезы ее полились на меха, когда, приласкав в последний раз, Фенн покинул хижину. Серый рассвет словно насмехался над красками мира, и она сидела, недвижная, среди лишенного жизни пейзажа, и лишь ветер слабо стонал снаружи. Она ожидала услышать скрип полозьев по снегу, но звуков не было. Теперь она вслушивалась, ожидая услышать бранчливый лай собак, скрип обернутых в шкуры ног, треск ледяной плиты, что снимают с ямы. Ждала криков восторга, когда народ найдет оставленную Фенном тушу.

Она вслушивалась, желая слышать звуки дня вчерашнего и дней до него, всех дней, что помнила. Звуки детства. Но она уже не была ребенком. Он пропал, оставив пустую пещеру ее души. Он принес темные слова и яркие дары, как свойственно чужакам и нежданным гостям. Но слышала она... лишь тишину.

- Злая сказка, - заметил Стек Маринд. - Лучше бы ты оставил ее умирать вместе с Кляппом.

- От меня требовали иного, - сказал я человеку, шагавшему чуть впереди. - Так или иначе, вы знаете, что конец близок. Итак, он встала, тяжелая и невесомая, промерзшая и почти пылающая, закуталась в шубу и вышла к свету зари.

Мертвые псы валялись на залитом кровью снегу, шеи свернуты. Слева от хижины вождя костер умирал, заваленный костями и пеплом. Трупы любимых родичей успели окоченеть в позах жестокой резни, за зловещим очагом, а ближе валялись разрубленные останки трех детей.

Сани с молчаливым грузом стояли там, где он бросил их, хотя шкура была сорвана, явив почерневший остов другого Фенна. С раной от меча.

Жалобный вопль пробился сквозь ее онемение. Женщина побрела, шатаясь, к саням, увидев лицо Фенна много моложе, нежели пришедший к ним. Однако трудно бывает определить возраст Тартено Тоблакаев. Тут она вспомнила рассказ гостя, про битву у ледника, и наконец поняла...

- Что? - встрял Комар. - Что поняла? Ради Худа, Бликер, объясни!

- Тот герой, кто выигрывает битву со злобным врагом, - сказал я, не тая горя. - Такие сказки утешают нас. Увы, в моей истории нет утешения. Как ни сердись, иногда герои умирают. Проигрывают. Иногда последним остается стоять враг, изменник, убийца родичей. Иногда, дорогой Комар, утешения нет. Совсем нет.

Апто Канавалиан устремил на меня почти судебный взор. - И в чем, - голос его был груб от ярости, - мораль сей истории, Бликер?

- Мораль? Возможно, ее нет. Возможно, история создавалась с иной целью.

- То есть?

Пурса Эрундино ответила самым холодным тоном: - Предостережение.

- Предостережение?

- Где сокрыта величайшая угроза? В том, кого вы сами пригласили в свой лагерь. Эвас Дидион Бликер, вы должны были бросить рассказ на полпути... боги, о чем думал Кляпп Роуд?!

- Только эту он знал наизусть! - рявкнул Бреш, развернувшись ко мне. - А ты! Ты знаешь их много! Мог бы сплести иную! Вместо того... вместо...

- Он хотел осквернить наши сердца, - сказала Пурса. - Я говорила, что буду ждать. Некое время. Боюсь, ваше время истекло.

- Странствие не окончено, госпожа Эрундино. Если вы будете крепко держаться уговора, обещаю взаимность со своей стороны.

- Воображаете, что я остаюсь убежденной в вашем мастерстве?

Я встретил ее взгляд, приоткрыв шкатулку тайн - на щелочку - достаточно, чтобы побелело ее лицо. И сказал: - Давно пора было убедиться, миледи.

***

Смертный Меч Тулгорд Мудрый препоясался для битвы. Сжимая оружие железными руками, он ослеплял всех жемчужным сиянием доспехов. Глаза превратились в острия стрел, пляшущих на туго натянутых тетивах праведного предвкушения. Борода топорщилась, подобно вздыбленном крестцу разъяренного ежа. Усыпавшие нос вены лопнули, покрыв кожу багровыми синяками. Зубы скрежетали при каждом раздувании ноздрей, странный запах несся по его следу.

Братья Певуны шагали стеной щитов в три человека шириной, внезапно ощетинившись алебардами, секирами, двуручными и даже триручными мечами. Одевший медвежью шкуру Крошка доминировал в центре, моржешкурый Комар двигался слева, а моржешкурый Блоха справа. Так возник звериный, требующий хорошей помывки вал. Щепоть шествовала на шаг позади, величественная как королева на сносях, неуязвимая к сплетням простецов (ах, они просто завидуют).

Стек Маринд так и ехал во главе всех, изготовив арбалет. В двух тысячах шагов впереди тракт поднимался к неровному гребню, за коим виднелось лишь пустое небо. Угрожающе близкий горизонт обрамляли многочисленные кривые, покосившиеся шесты; потрепанные ветром штандарты лениво хлопали, походя на крылья распятых птиц. Каждые десять сердцебиений Стек оборачивался в седле, глядя на братьев Певунов, пехоту, диктовавшую скорость всему мстительному воинству. Он скрипел зубами, гневаясь их медлительности.

Бурса Эрундино, с лицом испуганным и натянутым, бросала в мою сторону задумчивые взгляды, как и Сардик Тю, и даже Апто Канавалиан. Однако я хранил молчание. Да, я чувствовал, как трепещут и готовы порваться связи меж Негемотанаями. Но ни Тулгорд, ни Стек не были столь глупы, чтобы отойти от братьев Певунов в самом начале битвы: по всем расчетам, Бочелен и Корбал Броч были смертельно опасны на путях и колдовства, и тяжкого железа. Если хоть малая доля россказней, услышанных нами в паломничестве, была верна, некроманты оставили следы опустошения на половине ведомого мира, и целые армии бессильно пускали пену, щелкая зубами и не находя их пяток.