Шеннон Чакраборти - Золотая империя [litres]

На Нари лежало проклятье, но она ни за что на свете не позволит ему погубить своего брата.

– Сомневаюсь, что Али вернется, Джамшид, – сказав так вслух, Нари показалось, что это именно она приняла яд.

– Нари, не надо, – крикнул Джамшид, но его голос уже становился слабее, когда она развернулась и пошла прочь. – Ты моя сестра. Мы можем сделать это вместе. Мне не нужно, чтобы ты спасала меня!

«Мне не нужно, чтобы ты спасала меня». Нари застыла. Не эти ли слова – эти же в точности слова – она бросила Даре в ту ночь, когда он прокрался в ее спальню в Дэвабаде, намереваясь «спасти» ее от ее собственного решения выйти замуж за Мунтадира? В ту ночь, когда все пошло наперекосяк?

Ты поступаешь с Джамшидом точно так же, как Дара поступил с тобой . И точно так же Нари не было прощения. Обездвижить брата, бессердечно напоминая тому о его страданиях последние несколько лет, было не менее жестоко, чем приставить меч к горлу Али, как сделал Дара, предлагая Нари сделать свой выбор.

Джамшид был воином. Умным и смелым. Он мог бы стать ей ценным помощником и союзником. Нари видела, как они вместе прилетают в Дэвабад, сражаются бок о бок. Ей не пришлось бы быть одной, не пришлось бы в одиночку выполнять эту ужасную задачу.

Но потом навалились воспоминания. Вот Дара рассыпается в прах, вот огонь покидает глаза Низрин. Мертвые шафиты в рабочем лагере и мертвые дэвы на параде. Просьба Али вырезать печать из его сердца слетает с уст, которые она только что целовала.

Все, что я строю, уничтожается . Нари отстранилась от брата, словно обжегшись.

– Прости, Джамшид, – сказала она, направляясь к двери. – Мне очень жаль.

Солнце стояло в зените, опаляя пыльные равнины по берегам реки Гозан, когда Нари вышла из тени крыла своего шеду и занялась приготовлениями.

Первым делом она скинула с себя поношенный шерстяной халат, в который закуталась, чтобы защититься от холодного воздуха высоко над землей. Под ним на Нари было надето платье небесно-голубого цвета, спадавшее до икр, с узором в виде бронзовых лучей солнца. Лосины того же цвета заправлены в удобные сапоги для верховой езды и бега. Она заново повязала на голову золотисто-зеленый платок, старательно закалывая хлопковую ткань, чтобы ее не сорвал ветер. Одежду Нари выбирала тщательно, остановившись на цветах, напоминавших о прошлом империи Нахид, и покрое, который не помешает ее бегству, если все планы пойдут под откос.

Она открыла сумку и достала веточку сладкого базилика, который стащила с кухни замка в Шефале. «На счастье», – сказала ей Низрин много лет назад, вплетая похожую веточку в косу Нари перед ее первым днем работы в лазарете.

Я скучаю по тебе, друг мой. Мне жаль, что твоя жизнь оборвалась так жестоко, и мне жаль, что ты не доверяла мне . Нари сомневалась, что когда-нибудь сможет смириться с тем, что ее любимая наставница оказалась соучастницей заговора Манижи, но она также не собиралась тратить свою жизнь на сожаления о решениях других. Особенно когда ей предстояло спасти целый город. Поэтому Нари просто спрятала веточку базилика под платок и продолжила.

Ее шеду деловито копошился в корзине с фруктами, которую она взяла с собой.

– Абрикосов не осталось, привереда. – Несмотря на упрек, Нари потянулась, чтобы взъерошить ему гриву, и почесала за ухом, когда лев с довольным урчанием прижался к ее руке. – Может, мне следует называть тебя «Мишмиш» [2] Мишмиш – абрикос (араб.). , раз ты их так сильно любишь?

Вместо ответа он разодрал корзину на части. Нари успела заметить последний абрикос, застрявший в соломенном плетении, прежде чем гигантский лев съел все целиком, вместе с корзиной.

– Я приму это за согласие.

Собравшись с духом, Нари полезла на дно сумки. Оставалось самое последнее.

Кинжал пери.

Она извлекла его наружу, и лезвие сверкнуло серебром на солнце, такое острое, что от легчайшего прикосновения к нему на пальце выступила кровь. Оно оставалось ледяным на ощупь и влажно блестело. Клинок был довольно маленьким, и ей не потребовалось особых усилий, чтобы выхватить кинжал из-за пояса и ударить им в воздух – легкая задача для бывшей карманницы, которая всегда предпочитала миниатюрные ножи.

Размер тоже наверняка неслучаен. Они, должно быть, годами наблюдали и выжидали появления подходящего человека, подходящей мишени, чтобы избавиться от него.

Нари все смотрела на нож. Один удар в сердце, сказали пери.

Руки Дары на ее лице, его умоляющие зеленые глаза. «Все будет хорошо , – пообещал он, когда они стояли во дворце, где разворачивалась кровавая баня. – Она все исправит».

– Это мы еще посмотрим, – пробормотала Нари, засовывая кинжал за пояс. Закончив сборы и подготовившись, насколько это было возможно, морально, она вернулась к своему шеду. – Пойдем, Мишмиш. Пора уладить один семейный конфликт.

Они летели низко к земле, и Нари, верхом на огромном магическом льве с радужными крыльями, надеялась оставаться как можно более незаметной. Впрочем, похоже, ей не стоило волноваться – зрелище перед ней уверенно приковало бы к себе внимание любого случайного путника. За рекой Гозан, там, где когда-то простиралась лишь очередная иссушенная равнина – иллюзия, скрывающая город, – теперь возвышалось громоздкое кольцо темных гор, густо обросших лесом, странно контрастируя с каменистой пустыней. Могло показаться настоящим чудом, что два столь разных мира соприкоснулись друг с другом.

Но никакого чуда в этом не было. Подлетев ближе, Нари увидела, что деревья изъедены гнилью, их кора покрылась гнойными наростами, а из листьев ушла вся зелень. Целые насаждения лежали на земле, постепенно рассыпаясь дюнами пепла, которые уносил ветер. Рваная рана вспорола холм, поросший умирающими полевыми цветами; из ее глубины торчали зазубренные валуны, напоминая ножи. Камни были окрашены в алый цвет, такой же, как кровь Нари.

Прекрасное предзнаменование. Очень многообещающе, с какой стороны ни взгляни . Но Нари не останавливалась. Она сделала свой выбор и уже преодолела упавший предел между двумя своими мирами.

Волна жара окатила ее, кольцо обожгло кожу. Нари вцепилась в Мишмиша, изо всех сил пытаясь не упасть, когда по ее телу пробежала волна необузданной, нервной энергии, как будто она выпила много, слишком много чашек чая. Она вдруг почувствовала… связь, некую общность с миром под своими ногами, как будто это был пациент, лежащий перед ней на смотровом столе, открытый ее целительскому взору.

И пациент был очень болен. Повинуясь инстинкту или даже не инстинкту, а самому миру , который подзывал ее, забирая то, в чем так нуждался, магия забурлила в ее руках, в ее сердце, расходясь от ее тела волнами, и Нари крепко вцепилась в Мишмиша, чувствуя, как их швыряет по волнам бурного, невидимого моря.