Виктория Форестер - Девочка, которая умела летать [litres]

– Класс, сейчас мы презентация ваших научных проектов начинать. – У некоторых ребят вырвались стоны, тотчас подавленные при взгляде профессора Шамкера. – К кафедре ваши проекты выносите и сообщайте, какой прогресс вы с ним сделать. – Поскольку добровольцев не нашлось, профессор Шамкер быстро выбрал жертв, не терпя ни оправданий, ни возражений.

Пайпер подалась вперёд на стуле, предвкушая свой первый школьный урок.

– Сначала мы мистера Мустафу и мистера Мустафу слушаем, – профессор Шамкер привык обращаться к ученикам официально, по фамилии.

Ахмед и Нален Мустафа, братья-близнецы, продемонстрировали миниатюрную, но совершенно рабочую погодную станцию. На её верхушке вращался стальной диск.

– Это так называемый… – сказал Нален (или, возможно, Ахмед), указывая на диск.

– …сенсор, и он собирает… – продолжал Ахмед (или, быть может, Нален).

– …атмосферные данные и…

– …передаёт на эти…

– …сенсоры, которые…

Презентация продолжалась таким же образом ещё долго, и Пайпер больше занимало то, как мальчики заканчивали предложения друг друга, чем суть их объяснений. Дело в том, что за все двенадцать лет своей жизни ни Нален, ни Ахмед ни разу не закончили ни одной фразы самостоятельно друг без друга. Они никогда не разлучались, и никто не мог их различить, а сами они никогда не говорили, кто есть кто. Через некоторое время окружающие начинали думать о братьях как об одном человеке, и это Налена и Ахмеда вполне устраивало.

По мере того как разворачивался доклад, Пайпер вдруг услышала раскаты грома. Вскоре в комнате заклубился такой густой туман, что Пайпер едва видела собственные руки.

– Достаточно, мистер Мустафа и мистер Мустафа, – прервал презентацию профессор Шамкер и попросил их сесть. Удивительно, но как только двое мальчишек сели, гром затих, а туман быстро рассеялся.

Джаспер, мелкий мальчишка, тонкий, как комариный писк, и самый маленький во всём классе, был вызван следующим. Выйдя перед классом, он начал безудержно всхлипывать и наконец расплакался, так и не сумев произнести ни слова. Профессору Шамкеру в конце концов пришлось попросить его сесть.

Затем Миртл Грабтрэш, долговязая, мосластая девчонка с немытыми каштановыми волосами, стремительно сиганула вперёд и затараторила с такой скоростью, что успела вернуться на своё место прежде, чем кто-либо сообразил, что она начала свой доклад. Насколько поняла Пайпер, её проект был о скорости света.

– Мистер Харрингтон, вы следующий есть.

Властная харизма Конрада Харрингтона III проследовала вперёд. У Конрада были светлые волосы и идеальные черты лица. Что и говорить, он был хорош собой, однако этот факт начисто ускользал от внимания окружающих, так как его лицо вечно кривилось в самом кислом выражении. Отец у него был очень влиятельный сенатор, а мать – британский дипломат с родословной не хуже, чем у королевской семьи. Они наделили своего единственного сына тем, что тётушки Конрада именовали «породой», а затем предоставили его самому себе. По общему мнению обоих родителей, хорошая порода намного важнее воспитания, и чего ещё Конраду ожидать или требовать от них? Впоследствии они узнали, что ошибались.

Когда Конрад попал в университет, ему было семь лет, и по прошествии четырёх лет он стал старожилом среди ребят. (Для тех, кто не силён в арифметике, скажем, что Конраду, таким образом, было одиннадцать лет.) Более того, он обладал сильнейшим и самым беспрецедентным даром, зарегистрированным в университете, и это безоговорочно ставило его во главе класса. Без дозволения Конрада другие дети не смели и дышать, не то что думать.

– Мой проект посвящён путешествиям во времени, – объявил Конрад, и Пайпер в предвкушении подалась вперёд. «Это ужасно интересно», – подумала она.

Конрад подошёл к маркерной доске и начал писать длиннейшую, сложнейшую и совершенно невразумительную формулу.

– Для того чтобы в полной мере оценить сложность путешествия во времени, пространственно-временной континуум следует разделить на… – Конрад говорил быстро, а рука его двигалась и того быстрее. К моменту, когда он закончил, все доски в классе были исписаны его вычислениями.

– Таким образом, время, пространство и материя пересекаются на оси вероятности, что создаёт возможность для замедления времени и гипотетически, при соответствующих условиях, для его обращения вспять. – Он картинно развернулся к классу.

Абсолютно никто никак не отреагировал и даже не пошевелился. Пайпер, как и все остальные, совершенно запуталась, и даже профессор Шамкер не выглядел вразумлённым. Разочарование недвусмысленно читалось на лице Конрада, а его кислое выражение сделалось очень кислым.

– Кмх, как вас понимать, мистер Харрингтон? – гаркнул профессор Шамкер. – Мы договориться, чтобы ваш проект о воздействии поляризованных магнитов быть, нет?

Конрад швырнул свой маркер на пол с такой силой, что он подскочил, а затем наступил на него ногой.

– А я вам сказал, что не собираюсь этим заниматься.

– Я говорю, вы делаете, – профессор Шамкер был не из тех, кто отступает.

– Бисер перед свиньями, – пробормотал Конрад так тихо, что его расслышала только Пайпер.

– Что вы сказали, мистер Харрингтон?

– Это и это, – яростно заговорил Конрад, тыча в свои бесконечные вычисления и формулы, – доказывает возможность путешествий во времени. Доказывает! А вы хотите, чтобы я делал проект по магнитам? – Конрад, похоже, едва сдерживался, чтобы не запустить чем-нибудь в профессора.

Профессор Шамкер поднялся на ноги и пригвоздил Конрада таким взглядом, от которого и камень бы затрепетал.

– Мистер Харрингтон, вы желаете с доктором Хуллиган об этом поговорить? Вы этого желаете?

Конрад, казалось, был доведён до крайности, но в последний момент сделал глубокий вздох и разжал кулаки.

– Нет.

– Мудрое решение, мистер Харрингтон. Тогда я ваш проект на следующей неделе ожидать?

– Да, профессор Шамкер. – Конрад сел, старательно демонстрируя свою невозмутимость, но Пайпер было ясно, что он лопается от злости.

– Принцесса Мадригал за последнюю неделю выросла на пять сантиметров, – радостно сообщила классу Белла, когда профессор Шамкер вызвал её.

Белла принялась объяснять процесс перекрёстного опыления, а Конрад молча кипятился, с каждым мгновением распаляясь всё более и доходя уже до белого каления. В эту минуту он был зол как никогда, но прежде всего на себя самого, а хуже злости и не бывает, потому что единственное, что можно сделать, – выплеснуть раздражение на кого-то постороннего. И тогда внимание Конрада обратилось на идеальный объект – Беллу.

Научный проект Беллы обернулся настоящим успехом. А Конраду, говоря откровенно, было плевать на её дурацкий цветок. Агрикультура в его представлении была занятием для слабых умов и пустой тратой его времени и сил. Но не в этом дело. Дело в том, что он каким-то необъяснимым образом настолько возненавидел это растение, что мечтал уничтожить его. И пусть Белла потерзается из-за его гибели.