Эми Хармон - Первая дочь [litres]

– Ты пришла сюда причинить вред девочке? – спросил он.

Девушка неистово затрясла головой.

– Ни за что!

– Ты пришла забрать ее из Сейлока? – снова задал вопрос Дагмар, вспомнив про сны Банрууда.

Ее серые глаза налились слезами и заблестели, как стекло, и ответ причинил ей мучительную боль.

– Нет, – прошептала она.

Кончиком пальца Дагмар нарисовал на ее ладони простую руну правды. Кровь смешалась с землей, и он смотрел, как она устремилась к линии жизни, протянувшейся от запястья до пальцев. Она не лгала ему. Дагмар выпустил руку, и та упала. Девушка не собиралась вытирать ее или заботиться о заново открытой ране.

Встав, Дагмар протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

– Идем со мной.

– У меня нет желания ложиться с тобой, – пробормотала она.

Дагмар вздрогнул.

– Мое тело болит, – продолжала девушка. – И я устала. Но у меня есть немного золота. Оставь меня в покое, и я отдам его тебе.

Если бы Дагмар собирался обмануть ее, то забрал бы золото и все равно овладел девушкой. Но он восхищался ее жизненной стойкостью. Дагмар никогда не ложился с женщиной, хотя тело иногда напрягалось от тревожного томления, и сейчас не собирался этого делать. Он вздохнул, негодуя на свою плоть, и снова настойчиво протянул руку.

– У меня тоже нет желания ложиться с тобой, и я никогда не попросил бы тебя об этом. Я хочу помочь. Вот и все, – сказал Дагмар.

Девушка взглянула снизу вверх, и он подумал, что она опять откажет. Потом плечи ее поникли, она опустила лицо, и Дагмар понял, что у нее нет сил подняться. Присев, он взял ее на руки и, моля богов дать ему хотя бы толику сил Байра, пустился в путь к заброшенному домику пастуха, стоявшему на западном склоне Храмовой горы.

ЧЕЛОВЕК, НАЗВАВШИЙСЯ ХРАНИТЕЛЕМ, нес ее до тех пор, пока она не собралась с духом, чтобы идти самой. Он оказался на удивление крепок, но вскоре она ощутила, как у него дрожат руки, как тяжело он дышит, и поняла, что больше не может лежать у него на руках, мечтая, чтобы пришел конец. Конец наступать не собирался, по крайней мере, без ее участия. И мужчина не собирался оставлять ее в одиночестве.

У него были светло-голубые глаза, как у мальчика из храма, но на подбородке и на голове росла черная щетина. Она видела, как безволосые жрецы в лиловых одеждах мерной поступью, сложив руки на груди, шли за королем. Кто-то из них легко относился к отсутствию волос, а кто-то стеснялся. Тень ощутила соблазн провести рукой по щетине на макушке хранителя, чтобы узнать, мягкая она или нет.

– Я пойду сама, хранитель, – шепнула она. – Иначе мы оба упадем.

– Осталось немного, – выговорил Дагмар.

Она выгнулась, как капризный ребенок, и он сразу выпустил ее ноги, позволив им найти опору на неровной земле. Тень сделала шаг и качнулась. Обхватив ее рукой за талию, хранитель повел девушку, поддерживая при каждом шаге. Когда она обессилела, мужчина снова поднял ее и пронес оставшуюся часть пути на руках.

Домик, прилепившийся к скале, больше походил на лачугу, но для Тени он значил кров и конец скитаний. Взгляд ее отметил небольшое оконце и закрытую дверь. При ближайшем рассмотрении жилище оказалось прочнее, чем на первый взгляд. Под окном выстроились в ряд растения в глиняных горшках.

– Это домик пастуха, – объяснил хранитель, поставив ее на ноги.

– Мне приходилось пасти овец, – вяло откликнулась она. – Он твой?

– Он принадлежит братству.

– Но не какому-то отдельному… брату? – Тень очень устала и надеялась, что в доме ее не встретят любопытные лица и назойливые расспросы.

– Здесь больше никого нет. Жил тут хранитель Лем. Он смотрел за овцами, когда стадо паслось на западных лугах. Гонять их обратно в храм было очень далеко. Но Лем состарился, стал болеть и за овцами больше не ухаживает. – С этими словами хранитель уверенно толкнул входную дверь и помог Тени переступить через порог.

У стены на деревянной раме лежал набитый соломой тюфяк, и Тень, шатаясь, направилась к нему. Она совершенно выбилась из сил и просто упала поперек постели. Девушка слышала, как хранитель ходил по тесной комнате, а потом почувствовала, что он переворачивает ее лицом к себе, и принялась слабо сопротивляться. Дагмар успокоил ее тихими словами:

– Я хочу позаботиться о твоей ладони.

Кивнуть она не сумела, но перестала противиться. Вода была холодной, и смоченная тряпица доставила облегчение. Закончив смывать кровь и грязь с ее рук, Дагмар сполоснул тряпку, отжал и начал протирать лицо девушки. Тень дернулась, прижала подбородок к груди, требуя, чтобы он прекратил.

– Тише, тише. Ты же знаешь, я не сделаю тебе больно, – ворчал он, снова споласкивая тряпку.

Но он уже делал. Его забота действовала как соль на рану. Ударь он ее, ей бы не было так больно. Тень заплакала от стыда, и слезы, побежав по щекам, попали на губы. Соленые слезы. Хранитель, вздыхая, вытер их.

– Я оставлю тебя тут. В ведре вода из ручья, он здесь неподалеку, на столе хлеб. В лампе есть немного масла, в очаге лежит растопка. Я разведу небольшой огонь, только для уюта. Сегодня тепло.

Она кивнула, не открывая глаз.

– Я вернусь завтра с продуктами. Тогда поговорим.

– Спасибо, – пролепетала она, услышав, что он уходит.

– Как мне тебя называть? – спросил он.

– Тень, – прошептала она, проваливаясь в забытье.

Она проснулась, когда в грубо сколоченное оконце проникли лучи солнца. На пол легли тонкие яркие полосы. Хранитель не открыл самодельные деревянные ставни, но солнце, как надоедливый гость, нашло лазейку. Тень трижды зачерпывала оловянной кружкой из ведра, прежде чем утолила жажду. Жадно съев ковригу черствого хлеба, оставленную хранителем, она выпила еще кружку. Огонь потух, но для тепла в комнатке вполне хватало солнца, и Тень, открыв ставни, окинула взглядом окрестности.

Странно, но она чувствовала себя так, словно ее собрали заново. Словно слезы и заботливое отношение сшили куски, на которые она развалилась. Швы были слабые, и сердце оставалось разбитым, но ей не хотелось больше лечь на землю и перестать дышать.

В лачуге имелась мебель: деревянная бочка, стол, две табуретки, три полки и маленький ящик из сосновых дощечек. Места для чего-нибудь другого не оставалось. На решетке простого очага стояли закопченный горшок и такой же чайник, оба пустые. Рядом лежали две деревянные ложки и миска с тарелкой – оловянные, как и кружка, которой она воспользовалась после пробуждения. Еще одно вед ро, два небольших куска мыла и стопки сложенных тряпок размещались на полках. Два одеяла, нитка с иголкой, мешочек с едой и ночной горшок дополняли скудное убранство жилища. У ящика она нашла веник, изготовленный из веток и соломы, и начисто вымела лачугу, выгнав пауков и собрав паутину.