Эми Хармон - Первая дочь [litres]

– Король в отъезде, и это к лучшему, – со своей обычной проницательностью произнес Айво. – Сегодня мы устроим застолье в храме, а потом Байр вместе с нами подождет возвращения короля.

Байр не отпускал Альбу из объятий, пока у нее не высохли слезы и сам он не успокоился. В храме царил полумрак, как в склепе, только на алтарь из-под купола лился поток света. Цветные витражи со сценами из истории кланов отбрасывали на каменные плиты пола радужные пятна. Канделябры еще не зажигали, но на каждой поверхности мерцали, оплывая, свечи. Все выглядело в точности как в день их прощания. У Байра закружилась голова, и он покрепче обнял женщину, вспоминая, какой она была ребенком.

Ребенок исчез.

Альба стала другой.

И он не был прежним.

Поставив ее на ноги, он аккуратно разжал объятия и, внезапно оробев, отступил на шаг, потом еще на один. Перед ним стояла не его Альба. Он видел взрослую женщину и не знал, что сказать. Байр принес ее в святилище, чтобы хранители не увидели, как он плачет. Ему хотелось остановить это мгновение, оградить от посторонних взглядов, сберечь для себя. Он не хотел делиться им… и ею… ни с одной живой душой.

Альба утерла слезы основанием ладони. Ему постоянно вспоминался этот жест, и чувство неловкости несколько ослабло. Но когда она подняла на него взгляд, Байр опять все забыл, растерялся, и голова пошла кругом. Она была такой красивой.

Овал нежного детского лица стал резче, в глаза бросились впалые щеки и тонкая шея. Темные глаза, светлые волосы, теплая кожа и губы как лепестки роз. И все это Альба. Хотя не совсем Альба.

– Когда ты уезжал, то был пригорком. А теперь ты целая гора. – Альба пробовала шутить, но боялась, что дрожащие губы выдадут ее.

Байр казался огромным, мускулистым и высоким, и ей не нравился этот резкий контраст между ними, контраст, которого она раньше по какой-то непонятной причине не замечала. Ее лучший друг Байр, ее наперсник и защитник, человек, которого она любила больше всех на свете, уехал. Теперь перед ней стоял взрослый мужчина, такой же, как ее отец, массивный и суровый, без огонька в глазах и с твердой линией рта.

Он рассмеялся, белые зубы блеснули меж розовых губ, и твердость с суровостью куда-то исчезли.

– Узнаю свою веселую маленькую Альбу, – сказал Байр. – Я думал, ее больше нет.

– Я здесь. Я никуда не делась, – пробормотала Альба. От знакомой улыбки у нее чаще забилось сердце.

– Ты все же изменилась. Была цветком. А теперь стала молодым деревцем, – произнес он рокочущим голосом. – Я тебя едва поднял. И что я буду делать, если тебе захочется полетать?

– Молодое деревце? Я дуб. – Альба притворилась рассерженной. – Через год-другой я буду такой же высокой, как ты.

Байр снова рассмеялся и посмотрел так нежно, что у Альбы защипало в глазах, и она не задумываясь опять шагнула в его объятия.

Он крепко обнял ее, и Альба замерла, крепко вжавшись лицом в его грудь и вдыхая запах Байра. Сказать, что она скучала по нему, значило ничего не сказать. Она мучилась, горевала, плакала и считала дни. Стараясь выбросить его из головы и сердца, она непрестанно молила богов о том, чтобы у него все было хорошо. А в последнее время даже лишилась надежды. Шли годы, он присылал подарки, а сам все не ехал. И теперь, когда Байр вернулся, ей хотелось просто задержать это мгновение и чувствовать только радость от его возвращения.

– Ты с-стоишь н-на цыпочках, – поддразнил он, своим заиканием напомнив ей того мальчика, каким он некогда был. Этот его маленький недостаток успокоил Альбу. Он остался Байром.

– Да. Стою. – Она рассмеялась вместе с ним, но не смогла сдержать эмоций, и смех получился несколько сдавленным.

Макушкой она не доставала ему даже до плеча, хотя превосходила ростом почти всех женщин. По крайней мере, так говорил Дагмар.

– Семнадцать лет, – прошептал Байр. – Завтра у тебя день рождения. Чего бы т-тебе хотелось, маленькая Альба? Семнадцать роз? Семнадцать засахаренных слив? Семнадцать бриллиантов в твою корону?

– Я хочу семнадцать дней, – тихо ответила она, отступая на шаг, чтобы, не разрывая объятий, видеть его лицо. И только высказавшись, Альба поняла, что желает этого больше всего на свете. – Семнадцать лет будет даже лучше.

Взгляд его изменился, стал мягче, и он коснулся кончиком пальца ее носа.

– Я не могу тебе этого подарить, Альба.

– Двенадцать?

Байр покачал головой.

– Десять?

Снова нет.

– Тогда девять. И на меньшее я не согласна. Я принцесса Сейлока, и ты должен делать, как я говорю.

Байр гулко рассмеялся, и ее сердце переполнилось счастьем. Альбе казалось, что она сейчас взорвется и станет облаком из крошечных частичек света.

– Могу подарить тебе неделю. Быть может, меньше.

– Неделю? Ты уедешь так скоро?

– Да. Я останусь только до возвращения к-короля.

Счастье потекло из груди, сбежало по ослабевшим ногам и ушло в землю, оставив пустоту, которую она чувствовала еще вчера и много дней подряд.

– Обещаю тебе семнадцать замечательных часов. Все твои. Самые лучшие, какие только можно представить, – прошептал Байр. – Мы будем летать, плавать, качаться и есть столько, сколько влезет в желудок.

– Летать? – спросила она.

– И плавать.

– И не будем тратить времени на сон?

– Ни мгновения.

Он улыбнулся, и Альба вдруг подумала, как он, наверное, устал. Каким далеким был его путь. Но Байр стоял перед ней, и не хотелось тратить времени, она заранее боялась его отъезда. Она набрала воздуха в грудь, решительно выдохнула, взяла его за руку и потащила к скамье, стоявшей поближе к радужным пятнам. Ей не терпелось вступить во владение этим замечательным подарком, и Альба уселась на скамью.

– Расскажи мне, где ты побывал, – потребовала она и затаила дыхание. Альбе хотелось узнать все. Каждый миг каждого дня за последние десять лет.

– Везде. Хотя в последние годы редко п-покидал Долфис. До сегодняшнего дня, – ответил он, садясь рядом с Альбой. Она не выпускала его руки, только крепче сжимала в своих ладонях.

– Везде? Мне нужен подробный рассказ, Байр! – воскликнула Альба.

Он снова улыбнулся и вздохнул. Потом коснулся своего уха. Сердце Альбы дрогнуло. Она узнала их старую игру и позволила ему ответить на ее просьбу тем способом, каким Байр пользовался прежде.

– Ты бывал в Истландии? – спросила Альба, возвращаясь к старым правилам общения.

Требовалось задавать вопросы, на которые можно было ответить «да» или «нет», чтобы Байру не приходилось разговаривать. Он кивнул.

– Она больше Сейлока?

Свободной рукой он вынул из подсвечника горящую свечу и, наклоняя ее, тающим воском изобразил на плитах пола фигуру. Потом другую – звезду, примерно на расстоянии вытянутой руки от первой.