Виталий Останин - Вендетта [СИ]

— Если твоя догадка, Гвидо, подтвердится, надо бежать. И не мешкая! — бормотал он, запечатывая письма своим родовым перстнем.

— Венедикто!

Ответы сеньор ди Одетарэ рассчитывал получить не позднее, чем через три-четыре часа. Вся пятерка бывших сослуживцев, у которых он вдруг решил справиться о здоровье и прочих мелочах, жила в районе магистралии Святого Румалы. Весьма приличном квартале города, где когда-то обитал и он.

— В дорогих апартаментах, — зло посмотрел кавальеро на обшарпанные стены комнаты, изрубленный за полгода тренировок столб, узкую тахту, устланную накидкой из волчьих шкур…

Слуга принес скромный ужин. Холодная рыба в кислом маринаде, фрукты, орехи, краюха черного хлеба. Бутыль вина. Кавальеро наполнил было стоявший на подоконнике кубок, но, подумав, вылил половину обратно и разбавил водой из кувшина.

— Что тебе больше всего сейчас нужно, Гвидо, так это трезвый рассудок, — с этими словами кавальеро уселся есть.

Он вечерял не спеша, предполагая, что в сложившихся обстоятельствах любая трапеза может стать последней. Разбавленного вина не допил даже кубка и попросил слугу принести еще горячего чая.

Отставному агенту было над чем поломать голову. В последние недели красные шарфы, религиозно-политическая партия, во главе с нынешним доминатором Массио Торквине, проявила себя во всей красе. Армейские офицеры отправлялись в отставку десятками. На их место приходили верные новому лидеру молодые щёголи. Первый министр Бартоломео Гейлькранце три дня назад пропал из виду.

— Может статься, Гвидо, старик уже за решеткой. С Торквине станется, он кинет в каменный мешок и такую развалину…

Самым паршивым было то, что ториане поперли старую гвардию и из разведки. Массово, будто у красных шарфов внезапно оказалось большое количество собственных подготовленных агентов. И своя развернутая сеть информаторов по всем провинциям бывшей империи.

— Может статься, что так оно и есть, Гвидо. Ежели ты о чем-то не знаешь, не значит, что того не существует.

Чтобы избавиться от тревог ожидания, кавальеро привел в порядок пистоли, походные сумки и спаду. Затем вновь тренировался, теперь уже с тяжелым эстоком, до тех пор, пока солнце в маленькие оконцы не начало светить теплым оранжевым светом, предупреждая о скором закате.

Тогда кавальеро отставил тренировку, наспех умылся и отправился в ближайшую часовню. Он молился Единому истово, что бывало с ним не часто, но мысли в порядок так и не привёл. Вполголоса проклиная рыжую бестию, проклятущую Евгению Торэ, Святую Великомученницу чертовых ториан, кавальеро пошел домой.

Краем глаза, поворачивая на улицу Молчальников, он усмотрел за собой слежку. Пара ребят, не из разведки, возможно простых наемников. Вели его не слишком опытно, лишь раз проколовшись, но упорно.

В холодном поту кавальеро запер за собой дверь дома и потребовал у слуги отчета по письмам.

Пришел только один ответ. Лука ди ла Роа отвечал, что, пребывая в скуке после отставки, занимается пустяковыми делами, обустраивает домашнее хозяйство, а со здоровьем у него всё в полном порядке.

— У человека, который медленно умирает от димаутрианской горячки всё в порядке со здоровьем? Гвидо, ты был прав! – ответов от других товарищей кавальеро уже не ждал. Их не будет.

Возможно, они еще живы. Возможно, не ответили, перестраховывались. Из них из всех Лука был, пожалуй, самым отчаянным. Он осмелился ответить, подтвердить подозрения ди Одетарэ. Судя по всему, Лука серьезно опасался за свою жизнь. Возможно, все кроме Луки, уже перебиты или схвачены.

Едва сдерживая нетерпение, кавальеро вызвал слугу.

— Венедикто, я уезжаю, — кавальеро глянул на письмо от Луки у себя в руке. — Послезавтра. Я оставлю тебе небольшую сумму, ее должно хватить на месяц. Полагаю вернуться к этому времени. Ты уже завтра с утра можешь неспешно начать готовиться к моему отъезду. И пригляди за Ромашкой, это хорошая кобыла, стоит приличных денег.

— Хорошо, сеньор. Тут еще одно письмо, — слуга аккуратно положил бумажный конверт со множеством печатей на стол и вышел, прихватив холодный чайник.

Кавальеро в недоумении взял конверт в руки. Судя по печатям, письмо было из колоний. Точнее – из Димаута.

В этих присоединенных к Доминату землях кавальеро ещё не был. Его участие в Восточном походе восемьдесят третьего года завершилось во время майской кампании в Шайгере. Палаточный лагерь для раненых в баталии при Ревонвисте стал, пожалуй, самой восточной точкой земель Карфенака, которую он посетил.

Гвидо ди Одетарэ чаще бывал на западе. Там в основном были дела, связанные с полем действий его службы. На востоке работали другие люди, которым он иногда завидовал. С обветренными лицами, морщинками вокруг вечно смеющихся глаз, с едва уловимым, подхваченным на востоке говором. Даже в уютных кабинетах службы тайных легатов они выглядели так, словно еще вчера впитывали жаркое восточное солнце, грелись у костров холодными степными ночами и готовились применить во внезапном бою кривые клинки и длинные сотторменнахские пистоли.

— Романтика, Гвидо, сплошная романтика. Не то, что к западу от Санторума. Сплошь грязь, нищие деревни и грызня одичавших псов вокруг трупа некогда великой страны, — криво ухмыльнулся кавальеро и быстрым движением кинжала вскрыл пакет.

Спустя полчаса изучения присланных из Димаута бумаг кавальеро налил себе в кубок неразбавленного вина.

— Что за Преисподняя, Гвидо? Западня или правда?

На всех бумагах подписи нотариусов. Печати судей. Печати канцелярии Альтегранде. Печати фельдъегерской службы на конверте. Пять штук — письмо прошло долгий путь.

— Нет, это не западня. Тебя проще убить или бросить за решетку здесь, в Санторуме, — кавальеро сделал долгий глоток. – Это промысел Единого, так и есть! Он отвечает на молитвы.

Письмо и приложенные к нему документы извещали доблестного кавальеро, сеньора Гвидо ди Одетарэ, флаг-гиованте конноегерского эскадрона, о том, что его добрый дядюшка, сеньор Сергио Лорка, тяжело болен и желает оставить ему в наследство часть дома, приобретенного им в Порто Нуово, что в восточной части Карфеннакского Димаута. А еще извещали они кавальеро о том, что в Порто Нуово надлежит ему быть не позже последнего дня зимы, ибо дольше дядюшка боится не протянуть.

— Ну положим, Гвидо, дядюшку Сергио ты смутно помнишь. Десять, нет, двенадцать лет назад… Кузен матери… А сколько их, наследников? И сколько стоит дом в одном из крупнейших городов колонии, нетронутом Конкистой? – кавальеро еще раз перепроверил бумаги.

Речь шла о здании оценочной стоимостью в четыреста тысяч серебряных марок Домината и всего четырех наследниках.