Мелисса Башардауст - Девушка, змей, шип [litres]

– Спасибо, – произнесла Сорэйя, понимая, что слова не способны выразить всей глубины признательности, которую она испытывала к Парвуанэ.

Див медленно подошла к ней, стараясь не спугнуть мотыльков. По мере ее приближения Сорэйя начала испытывать странное трепещущее чувство в животе, будто туда залетел один из мотыльков. Оно напомнило ей о чем-то давно забытом… том, чего она не испытывала с детства.

– Когда я сидела в подземелье, мне нравилось тебя злить, – сказала Парвуанэ.

Она протянула руку и взяла одного из мотыльков, поднеся его поближе и проведя его крыльями по лицу Сорэйи. От нежного прикосновения крыла ощущение в животе у Сорэйи лишь усилилось. Парвуанэ отпустила мотылька и взглянула Сорэйе в глаза.

– Но теперь мне нравится заставлять тебя смеяться.

– Но почему тебе нравилось меня злить? – спросила Сорэйя наигранно обиженным голосом.

Парвуанэ улыбнулась и убрала волосы с лица Сорэйи, проведя пальцем по ее скуле.

– Чтобы увидеть твои вены, разумеется, – пояснила она, проводя пальцем по оставленной когтями на ключице Сорэйи царапине. – Ты казалась такой… твои вены казались такими красивыми.

Сорэйе было знакомо это трепещущее чувство. Она испытывала его не с Азэдом, хотя и он разжег в ее душе нечто особенное, быстрое и обжигающее, словно молния. Ощущение же, которое она испытывала сейчас, нарастало планомерно, подобно теплу солнечного дня. Она ощущала тепло, распространявшееся от кончиков пальцев рук вплоть до кончиков пальцев на ногах. Она вспомнила тот день. Не летний, весенний. Вспомнила, как лежала рядом с Ло-ле́, испытывала схожий трепет и мечтала о том, как бы было прекрасно жениться на ней. Затем Ло-ле́ рассмеялась, и то ощущение больше не возвращалось.

До сих пор. Когда Парвуанэ подняла глаза, никто из них не смеялся.

Рука Парвуанэ все еще лежала на ключице Сорэйи. Она стояла столь близко, что Сорэйя чувствовала тепло ее дыхания у себя на лице. Она остро ощущала ее прикосновение, тепло ее дыхания на лице, ее взгляд. Но самым важным было ощущение единства биения их сердец, замедлявшегося и ускорявшегося в унисон, заставляя ее голову кружиться.

« Скажи что-нибудь », – приказала себе Сорэйя. Однако ей казалось, что она безнадежно заблудилась в лабиринте, глубоко в центре которого таилась истина. Истина, в которой ей не хотелось себе признаваться. Это была правда о том, что она привязалась к Азэду, предавшему ее доверие столь ужасным способом, что она не была уверена, что сможет когда-либо снова довериться своему сердцу. Она даже испытала облегчение от того, что прикосновение пальцев Парвуанэ было способно пробудить в ней отклик. Это означало, что Азэд не был ее единственным вариантом, единственным шансом.

« Скажи что-нибудь ». Она могла сказать, что ей были дороги воспоминания об их беседах в подземелье. И это несмотря на то, что иногда они приводили ее в гнев. Ведь во время этих бесед Сорэйя смогла впервые позволить себе отбросить притворство и быть собой. Могла сказать, что вовсе не подземелье дарило ей странное утешение все это время. Что на самом деле это была находившаяся в нем Парвуанэ, с которой она была даже откровеннее, чем с Азэдом.

« Скажи что-нибудь ». Но первой заговорила Парвуанэ.

– Не стоит нам тут слишком задерживаться, – сказала она, обеспокоенно поднимая глаза на светлеющее небо.

Мотыльки уже разлетелись, и Сорэйя спустила рукава. На руках у нее все еще оставался липкий древесный сок, но она сможет смыть его водой из кувшина у себя в комнате.

Остаток пути до горы они преодолели молча. Дойдя до входа в туннель, они остановились, и Парвуанэ накинула им на плечи плащ. Добравшись до комнаты Сорэйи, Парвуанэ отдала его ей, наказав припрятать на всякий случай.

– Я вернусь завтра на рассвете, – сказала Парвуанэ и сосредоточенно оглядела комнату.

Она подошла к столу и подняла канделябр в воздух.

– Если он вновь уйдет и у нас будет возможность поговорить, оставь канделябр на этой половине стола. Если он не уйдет или разговаривать будет небезопасно, то переставь канделябр на эту половину.

Сорэйя кивнула, скручивая плащ. Ей не хотелось, чтобы Парвуанэ уходила, не хотелось вновь оставаться одной. Но она дала обещание матери, пэри́к и Парвуанэ. И она собиралась его сдержать.

Все необходимое было сказано, однако Парвуанэ задержалась, с тревогой смотря на Сорэйю. Она подошла к ней, положила руку ей на плечо и поцеловала в щеку.

– До завтра, – сказала она, задевая губами уголок рта Сорэйи.

Прежде, чем Сорэйя успела отреагировать, Парвуанэ исчезла, а вместо нее появился мотылек, похожий на тех, что Сорэйя видела в лесу.

Она проследила за тем, как Парвуанэ вылетела в зазор между дверью и стеной. После этого Сорэйя нежно прикоснулась к щеке. Несмотря на все, что ей удалось повидать, на демонов, на колдунов и проклятия, самым невероятным и волшебным ей казалось возможность прикоснуться к Парвуанэ.

На Сорэйю навалилась усталость, подарившая возможность забыться сном до возвращения Азэда. Она проснулась от запаха мяса и обнаружила, что миска с фруктами исчезла, уступив место блюду с шампурами и теплым хлебом. Ее обеспокоило, что кто-то входил сюда, пока она спала, но она все равно набросилась на еду. Похоже, Азэд не собирался морить ее голодом до тех пор, пока сила воли ее не иссякнет.

Ей было неизвестно, когда он вернется, но она воспользовалась доступным ей временем, чтобы составить план. Спрашивать о местонахождении пера напрямую было бы слишком подозрительно. Придется придумать какой-то другой способ.

Она ходила по комнате, репетируя про себя, когда кто-то постучал в дверь. « Какая галантность », – сухо отметила Сорэйя про себя.

Стоило ему войти, как он тут же нахмурился. Он был в своем истинном облике, не человеческой личине.

– Что с твоим платьем?

Сорэйя осмотрела свое бледно-бирюзовое платье, которое она надела еще утром дня свадьбы. Смотрелось оно ужасно: подол был изорван и запачкан, да и в целом выглядело оно плохо. Всюду были пятна, местами в нем были дыры. Должно быть, на голове у нее тоже был бардак. Будь у Сорэйи возможность, она бы переоделась перед его приходом. Однако в сложившихся обстоятельствах она все же надеялась на то, что он спишет ее внешний вид на нахождение в горе, а не в лесу.

– А чего ты ожидал? – спросила она, смело глядя ему в лицо. – Ты не предоставил мне возможности переодеться или помыться после того, как принес меня сюда.

Он был одет в фиолетовый парчовый плащ, который несомненно был украден им из царского гардероба. Его явно смущал контраст между собственным пышным внешним видом и тем, как выглядела Сорэйя.