Амели Вэнь Чжао - Кровавая наследница [litres]

Карету было уже видно: позолоченная, украшенная лазуритом, запряженная двумя валькрифами. На двери красовался огромный выгравированный ландыш: его стебель был выложен сияющими изумрудами, а головка-колокольчик была выполнена из белого золота.

Рамсон дождался, когда дверь сравняется с ним. Легко подпрыгнув, он оказался на ступеньке. Лысый верзила, управлявший каретой, даже не обернулся, когда Рамсон открыл дверь и бесшумно проник внутрь.

Богдан развернулся в пол-оборота. Рамсон зажал ему рот рукой. Он чувствовал, как его бывший коллега разомкнул губы, чтобы закричать.

– Снаружи на позиции стоит стрелок. Пикнешь, и он продырявит твое сердце быстрее, чем ты успеешь намочить свои голубые шелковые штанишки.

Богдан моргнул и устремил взгляд в сторону окна кареты. Мимо промелькнула тень, глаза управляющего Манежа комично расширились. Он вжался в сиденье и кивнул.

Рамсон широко улыбнулся и снял маску. Тень за окном исчезла.

– Расслабься, – лениво сказал Рамсон. – Не для того я пробирался по дерьму, чтобы убить тебя.

Богдан фыркнул и сел поудобнее, поправил свой галстук-бабочку и шелковый воротник.

– Я думал, что больше никогда тебя не увижу, Острослов.

Рамсон закатил глаза.

– Давали бы мне медник всякий раз, когда я это слышу, Богдан.

Богдан выпрямился.

– Другие в курсе, что ты вернулся, – осторожно поинтересовался он. – Керлан знает?

– Немногие. Мне нужно, чтобы Керлан знал правду. Или то, что может считаться за правду в рамках нашего договора. – Рамсон одарил Богдана очаровательной улыбкой. – И поэтому я пришел к тебе. Чтобы забрать долг.

– Долг, – повторил шоумен, принимая вид кирилийского дворянина, который только что обнаружил какую-то гадость в своем свекольном салате. Богдан не был самым умным и сообразительным членом Ордена; он был красив и высокомерен, повернут на деталях и считал каждую копейку, вместо того чтобы смотреть на вещи шире. Однажды, несколько лет назад, его заносчивость чуть не стоила ему жизни.

– Мой дорогой Богдан, конечно же, ты не рассчитывал, что я буду держать твой секрет в тайне от Керлана все эти годы за просто так? – Рамсон наклонился вперед и сложил пальцы в замок. – Что бы сказал наш главарь, если бы узнал, что часть контрактов ты продаешь на стороне?

Лицо Богдана скривилось.

– Что мешает мне натравить на тебя моего охранника, Острослов? – прорычал он. – Я нанял Света, потому что он раскатал в лепешку двух кемейранских головорезов…

– Потому что ты знаешь, что еще до того, как он остановит карету и откроет эту дверь, я перережу тебе горло и пролью твою кровь на эти дорогие бархатные подушки.

– Одни только угрозы, Острослов, – зло отозвался Богдан. – Ты забываешь, что я тоже был учеником Керлана. Неизвестно, чья кровь прольется первой в этой карете.

– Ты хочешь, чтобы я выдумывал более извращенные угрозы, Богдан? Ну что ж, – Рамсон опустил взгляд на пальцы ведущего. – Ты всегда был неравнодушен к кольцам, Богдан. Каждое из них украшено драгоценным камнем, добытым в одном из королевств.

Богдан вдруг отпрянул назад, в его лице проступало напряжение. Он сложил пальцы в замок, постукивая ногтями по рубинам, изумрудам и сапфирам.

– Очень неплохо смотрится новое кольцо с бриллиантом. Кажется, его добыли на востоке, в Голубых пещерах. – Рамсон резко поднял глаза. – Как поживает Олюша?

Богдан побледнел.

– Представь себе, что скажет Керлан, если узнает, что ты спишь с одним из его ценнейших кадров, – Рамсон нахмурился, изображая задумчивый вид. – Даже так: представь, что скажет Керлан, если узнает, что ты женился на одном из его ценнейших кадров?

Оскал Рамсона был острее бритвы.

– Так-то лучше. Аффинитка и управляющий Манежа. Любопытная парочка, как мне кажется.

Лицо Богдана сначала побледнело, потом покраснело, потом приобрело фиолетовый оттенок. Он едва сдерживал приступ ярости.

– Ты презренное человеческое отродье, – прошипел он.

– Я презренное человеческое отродье, которое всегда добивается своего. В следующий раз ты вряд ли попросишь меня проявить больше воображения.

Богдан несколько секунд смотрел на него с отвращением.

– Ладно, – наконец пробормотал он. – Называй свои условия.

Рамсон был доволен, как пригревшийся на солнце кот. Люди были так предсказуемы. На самом деле он не нанимал никакого стрелка. Это стоило бы ему не один серебряник. К тому же ночью было бы сложно найти свободного наемного убийцу. Это был целый бизнес в Ново-Минске. Но иногда заставить поверить в эфемерную угрозу было намного эффективнее, чем создавать реальную. А тенью за окном был какой-то уличный пройдоха, которого Рамсон нашел в одной из пивных и который согласился рискнуть и пойти на Дамбу всего за медник.

Кроме того, Рамсон не любил тратить лишние монеты в работе. С годами он выяснил, что существует более надежное средство обмена. В сделках валютой Рамсона были тайны и секреты.

– Ты сообщишь Керлану, что я вернулся, – сказал он.

Нужно подстроить его план под упрямое намерение Аны спасти Мэй. Теперь, когда застать противника врасплох не представляется возможным, он громко заявит о своем возвращении. Он играл с Керланом в эту игру уже много лет и правила знал на отлично. Пока ты был на шаг впереди, пока подогревал его интерес, ты продолжал жить.

– Ты скажешь ему, что я приду на бал в честь Первоснежа и что я вернулся, чтобы предложить ему крупнейшую сделку в его жизни.

– И что же такое ты хочешь ему предложить?

Рамсон старался выдержать паузу, но слова сами вылетали у него изо рта.

– Кровавую ведьму Сальскова.

Рот Богдана округлился. Враждебность на его лице сменилась откровенной жадностью.

– Это лишь сказка, – сказал он с явной надеждой, что Рамсон его переубедит.

– Она так же реальна, как твои золотые зубы, Богдан. Одним взмахом руки она уложила пятерых солдат.

– Она будет стоить целое состояние, – прошептал Богдан. – Больше, чем нандийский Огненный дворец. Я имею в виду… как думаешь, сколько она будет стоить?

Сколько она будет стоить? Вопрос покоробил Рамсона, и он почувствовал приступ дурноты. Он подумал об Ане, о ее губах, о том, как она хмурилась, когда находилась в раздумьях, как в Манеже она упорно сохраняла суровое выражение лица, хотя наполненные ужасом глаза выдавали ее с потрохами.

Как она сияла, словно факел в ночи.

Что-то в его груди зашевелилось: оно было погребено за стенами, которые он возвел из осколков своего сердца. Как будто в его тщательно выстроенном мире кто-то сдвинул один кирпичик, и впервые за семь лет все изменилось. За семь лет, в течение которых он бежал от оставленного позади прошлого и никогда не останавливался, чтобы подумать, что он делает со своей жизнью.