Амели Вэнь Чжао - Кровавая наследница [litres]

Ее родной дом был самой прекрасной вещью, которую ей доводилось видеть. Крепость достигала огромной высоты, бело-желтые кирпичи блестели от налипшего снега и льда. За зубчатой стеной виднелись купола и шпили дворца. В серо-белой дымке мерцали огни, оживляя снежную каменную громаду чертога.

Ана была дома.

Мост Катерьянны был увешен плакатами и серебристыми украшениями. По обеим его сторонам сияли факелы, а статуи богов опустили свои сияющие лики и смотрели вниз на проходящих людей. Ана шепотом поприветствовала родителей и начертила на груди божекруг. Этой ночью мама помогала ей быть смелой, а отец сильной, чтобы исправить его же ошибки.

В конце моста, прямо у массивных золоченых ворот, ведущих во дворец, стояла шеренга стражников в синих плащах. У Аны засосало под ложечкой, и она вжалась в сиденье. Она обвела взглядом очередь из карет и увидела что-то такое, от чего ее сердце чуть не остановилось.

В десяти шагах, у края моста, стояли Садов и егерь с кировского Винтрмахта. Они, как ястребы, следили за движущейся процессией.

Как будто почувствовав ее взгляд, егерь резко повернул голову в сторону Аны. Он ее нашел.

Егерь что-то прошептал Садову и двинулся к карете Аны. На нее опустилось знакомое давление, и ощущение чужой крови погасло, как свеча. Ана знала, было уже слишком поздно.

Она распахнула дверь и спрыгнула на брусчатку. Вокруг слышались крики, топот сапог по мосту и лязг вынимаемых из ножен мечей. Чьи-то руки крепко схватили ее. Ану потащили назад и прижали к ограде моста.

Она машинально потянулась за своей силой родства, чтобы избавиться от удерживающих ее солдат, но ее ожидала непробиваемая стена, возведенная егерем.

Ана подняла голову. И встретилась взглядом с Садовым.

– Ах, – мягко произнес он. – Я тебя ждал.

Ана снова попыталась призвать силу родства, но стену было невозможно сдвинуть.

Стоящий рядом с Садовым егерь прищурил глаза. Она попалась прямо в расставленную ими ловушку. Линн. Ана бросила взгляд на вереницу карет, медленно движущихся по мосту и исчезающих в воротах дворца. Либо карета Линн уже была внутри, либо все еще ждала в очереди перед мостом. Во втором случае у нее было полно времени, чтобы сбежать.

По крайней мере, Линн будет в безопасности.

– Отпустите меня, – рычала Ана на стражников, пытаясь вывернуться из их рук. – Я кронпринцесса. И я требую аудиенции с братом.

У некоторых стражников округлились глаза, но тут выступил вперед Садов.

– Я знал, что ты вернешься, – протянул он, чтобы все услышали. – Ты вернешься, чтобы закончить начатое: убить своего брата так же, как и отца.

– Нет! – вскричала Ана, бросаясь на него. Давление на ее разум увеличилось, и она осела на землю.

Глаза Садова оставались холодными.

– Мой егерь опознал тебя как опасного аффинита. Тебя нужно усмирить.

Из складок плаща он достал хорошо знакомый ей пузырек и поднял его в воздух, как будто собирался произнести тост. Божевосх мелькнул в сияющем свете факелов.

Стражники крепко прижимали Ану к ограде моста. Под ней пенился и бушевал Хвост Тигра.

Выхода не было – если только она не сможет оказаться достаточно далеко от егеря, чтобы вернуть себе силу родства. Ана посмотрела на солдат, окружающих ее со всех сторон. Она напрасно попыталась установить связь с кровью своих захватчиков. Садов подошел к ней ближе и взял за подбородок. Его ногти вонзились в щеки, и Ана знала, что произойдет дальше, еще до того, как он пронзил ее своим черным взглядом…

Первая волна страха, вызванного Садовым, нахлынула на нее и выбила из головы все здравые мысли. Ноги Аны подкосились. Ее тело онемело; она обмякла в руках стражников, хватая ртом воздух. Перед глазами вращались мокрые камни брусчатки.

– Отпустите ее, – как сквозь пелену услышала она приказ Садова. Они отпустили ее и отступили на шаг назад. Ана тяжело опустилась на землю. Ее трясло, из глаз лились слезы.

– Я контролирую ее.

Между приливами волн страха Ана держалась за одну мысль. Скорее даже чувство, инстинкт, кричащий из воспоминаний. Десять лет назад.

Отсюда был только один выход.

Корчась в очередном приступе страха, Ана согнулась пополам и зажала рот рукой.

– Иди сюда, мой маленький монстр, – напевал Садов. – Будь паинькой, слушайся меня. Выпей божевосх, и мы отведем тебя к будущей императрице. Она хочет стать твоим союзником, а не врагом.

Ее тело дрожало, но Ана ухватилась за ограду моста и помогла себе встать. Перила упирались ей в поясницу, и она оперлась на них. Волосы липли к потному лицу. Сила родства Садова давила на нее, и она вспомнила о своих кошмарах, как падала с моста в Хвост Тигра. Образы беспощадных пенящихся водоворотов заполонили ее сознание, а вспомнив, как ее швыряло в бурлящих водах, она закрыла глаза.

Я боюсь.

И тогда она услышала голос Линн, пронзающий оболочку ужаса. Страх помогает нам решиться быть смелыми.

Ана так плакала, что казалось, она вот-вот сломается. Ее руки крепче сжали перила.

Переместив вес своего тела назад, она перевернулась через ограду моста Катерьянны и полетела в ледяные глубины Хвоста Тигра.

Когда Рамсон увидел, как она падает, он стоял у уличного фонаря на речной набережной рядом с мостом Катерьянны и ждал сигнала Тециева, означающего, что ему можно войти во дворец.

Принцесса Анастасия остановит Морганью, говорил алхимик. И мы должны найти ее прежде, чем это сделают люди Морганьи.

Но люди Морганьи опередили их.

Увидев ее на мосту, он не поверил своим глазам, но потом понял, что только Ана со своей упрямой гордостью может попытаться провернуть такую дерзкую и вопиюще глупую затею. Он наблюдал за столпотворением на мосту с возрастающим чувством страха, его мозг уже просчитывал все варианты развития событий на пять, десять шагов вперед, продумывая различные сценарии, в которых эта затея может выгореть.

Но он и подумать не мог, что она прыгнет.

И Рамсон сделал единственную вещь, которая пришла ему в голову. Он нырнул за ней.

Он успел сделать глубокий вдох перед тем, как, подобно мешку с камнями, удариться о поверхность воды. Течение увлекало его вниз, бросало то в одну, то в другую сторону, затягивая на глубину.

Он ничего не видел, ничего не слышал, не мог дышать. Его швыряло во всех направлениях. И случилось неизбежное: гнев реки напомнил ему о ночи и буре, которые изменили его жизнь навсегда.

Ему снова было восемь, и он тонул в темных водах бурного моря, в тот день оно чуть не отняло их с Ионой жизни. Но настоящим кошмаром было выжженное в памяти Рамсона воспоминание об угольно-черных глазах Ионы, пустых и незрячих.

Рамсон задыхался от ужаса. Тьма была непроницаемой. Он не знал, в какую сторону плыть.