Елена Кисель - Немёртвый камень

А сейчас Кристо вдруг не к месту стукнуло воспоминанием о Кенарьках и о материнском доме, и он припомнил, что Гиацинт все вспоминал свою матушку. Интересно, а ей-то хоть сообщили?

Кристо открыл рот, чтобы поделиться мыслью с остальными, но в комнату уже всунулся Хет. Ябедник в последнее время забросил учебу совсем и перешел на легальное положение одонарского курьера и связного.

— О, Кристо, хорошо, что ты здесь, — ну, правильно, в последнее время он был где угодно, но не у себя в комнате. — Тебя Экстер зовет. Иди.

Остальные на пару секунд оторвались от книги, открывающей полноту преображений Мечтателя за последние тысячелетия.

— Наверное, опять что-то с уборными, — посочувствовала Мелита, не сдвигаясь ни на сантиметр.

Это сомнительно, подумал Кристо, оставляя веселую компанию в своей комнате. Уж слишком как-то прозаично для такой персоны, как Экстер.

Вообще-то директоров Кристо побаивался. Они все желали ему плохого.

Директор сельской предшколки, где Кристо учился читать и писать, просто как-то попытался его убить — нализался ирисовой водки. Директора заменили. Новый отнесся к Кристо лучше, но все старался привить ему хорошие манеры, на чаепития приглашал, читал длиннющие нравоучения… словом, был еще гаже первого.

Эл Одноногий, директор Кварласса, все время орал. Хотя и за дело. Еще он как-то подписал приказ о распределении Кристо к артефакторам. Нет, сейчас-то Кристо был не в претензии — но тогда…

Вот так и получилось, что единственным нормальным директором, с которым Кристо был знаком за всю сознательную жизнь, был, в некотором роде, Солнечный Витязь Альтау. Поневоле призадумаешься.

— Здравствуйте, — смущенно сказал Кристо, бочком проскальзывая в дверь. — Хет Дару не позвал, это ничего? Если что — я знаю, где она, найти несложно…

Мечтатель поднял глаза от каких-то свитков, приветливо кивнул и жестом пригласил сесть.

— Не нужно, Кристо. Я хотел бы поговорить только с тобой.

Еще не легче. Заныло где-то в районе неприятных воспоминаний: ничего хорошего встречи тет-а-тет в кабинете не сулили никогда. Кристо сел, поерзал и опасливо посмотрел на черный парик Мечтателя. Теперь-то он знал, что под париком скрыты седые кудри Витязя Альтау. Может, Экстер не расстается с этим дурацким париком именно чтобы никого не пугать?

Прошла минута. Мечтатель отложил перо и отодвинул свиток в сторону.

— Я хотел бы с тобой посоветоваться, Кристо. Как ты помнишь, не так давно назад нашим артефакторам пришлось столкнуться с возрожденным Холдоном. При этом, — он запнулся и заговорил не очень твердо, — мне пришлось… кое-что вспомнить из моего… далекого прошлого. Я надеюсь, что больше мне никогда не придется прибегать к таким воспоминаниям, но это едва ли так…

— Вы думаете, что вам еще придется драться как Витязю? — не утерпел и перебил Кристо.

— И не один раз, скорее всего. Кроме того, Сердцу Одонара, Комнатам, нужна будет защита более серьезная, чем раньше. Я поместил туда меч — тот самый, который…

И он болезненно поморщился, а Кристо с дрожью припомнил момент, когда воздух вокруг ножика сделался иридиевым сплавом — и остался таким до сих пор.

— Поэтому я… я хотел поговорить с тобой об этом.

Странно было видеть Рукоять не на столе из лунного камня. Там она смотрелась святыней, а в тесном директорском кабинете была до обидного обыденной и простой. Великая тайна истории. Хотя…

— А можно вот… почему тогда на Альтау у вас в ножнах не оказалось меча, а только рукоять? Ну, вы так и не узнали, что это было: темная магия или там…

— О, — сказал Экстер. Взгляд у него мало того что был грустным, так теперь еще затуманился воспоминаниями. — Нет, темной магии там не было, а было… был избалованный мальчишка, которому пришлось принять в свои руки королевство из-за ранней смерти отца. Грезивший о воинской славе. Не плохой, как мне казалось время от времени — просто слишком горячий, наивный… словом, сейчас юноши другие. Когда Холдон двинулся на завоевание Целестии, этот мальчишка рвался в бой, руководить войсками… не обладая ни способностями, ни нужным опытом. А его мать и сестра безумно любили его и так же безумно боялись, что с ним что-нибудь случится в сражении. Они опросили всех прорицателей, достали все книги пророчеств, какие смогли — и всё говорило об одном: что клинок, которым будет сражаться их сын и брат, станет для него источником жуткой участи… той, которая страшнее смерти. В ночь перед тем, как проводить его, они выплакали глаза, не зная, на что решиться. А потом умоляли его пажа, Тамариска: его молодой господин не должен прийти на битву вооруженным…

Кристо посмотрел на рукоять с узкой полоской металла. Наверное, она чудом держалась в ножнах.

— А…

— Была такая шутка во время моего детства — неопытным воинам подкладывали в ножны утяжелённые рукояти перед соревнованиями. Вместо клинков. Чтобы подчеркнуть: ты даже не заметишь подмены, разве ты боец? — Экстер говорил негромко и задумчиво. — Об этом, кажется, есть в шестнадцатой хронике, однако там это рассматривается как желание Тамариска опозорить своего господина. Только вот никто не засмеялся, когда у меня в руке оказалась лишь рукоять. Безоружным я бы не смог драться в Малой Крови — это против традиций…

— Поэтому Тамариск вам не передал свой клинок?

— И никто из моих воинов или командиров не сделал этого. Каждый готов был биться с Холдоном сам, умереть сам, но не толкать на смерть мальчика, давая ему в руки оружие. Я понял это тогда же…

— После битвы?

— В миг, перед её началом. В миг перед тем, как я… — Мечтатель поморщился и прикрыл глаза. — Потом была Сеча, и эта рукоять… и тот клинок, который я создал… в крови было всё…

Мечтатель снова смотрел не пойми-куда, но Кристо знал, что на этот раз директор отсутствует не до конца.

— Это был подвиг, — сказал он не особенно уверенно.

— У многих там были семьи, — тихо, напряженным голосом ответил директор. — В войсках Холдона была не только нежить. Маги… люди…

Он больше не прибавил ничего, только провел рукой по лбу так, словно ему стало дурно. Но Кристо вдруг понял недосказанное. О том, что в Сече Альтау не было времени разбираться и судить, кто больше виноват, или щадить и обезоруживать противника. Что те люди в войсках Холдона всей душой верили, что принесут в Целестию прогресс, или порядок, или что там этот драконский сын им наобещал. И когда голова Холдона покатилась на черные ирисы, а безжалостное солнце двинулось сквозь ряды воинов к ним навстречу — они смотрели на Витязя с ужасом и ненавистью, а может, и с тоской, потому что понимали, что всем мечтам — конец, и они не выполнят обетов, которые давали женам и матерям — вернуться с победой.