Наталия Некрасова - Ничейный час

"Как и матушка видит злые тени. Может, и я вижу".

— Ты и сейчас так видишь?

— Да. Можно сказать, что я почти ничего не потерял. Только не могу читать, не вижу рисунков, гобеленов и картин, узоров и шитья. И лиц. Но я мог бы и этого не видеть, если бы не твой отец. Я выбрал противника не по силам. И мне был урок. Только король способен оспаривать власть над землей. Только королю, истинному королю под силу такой противник.

— Ты хочешь сказать, — по телу Майвэ прошла горячая волна, и даже волосы словно зашевелились на голове — это заплетенные-то в косы! — Ты хочешь сказать, что мой дядя не был истинным королем?

Арнайя Тэриньяльт выпрямился.

— Да, я вынужден сказать, что это так. Он был хорошим правителем. Он был благородным, справедливым, мудрым, его любили. Но не ему было предназначено стать королем в Холмах. Твой отец бежал от судьбы, он дважды уже пытался убежать — но она его настигала, и из-за его бегства гибли другие.

— Я услышала тебя, — медленно прошептала Майвэ. — Я поняла тебя, Арнайя Тэриньяльт. Ты говорил это отцу?

— Да. — Он долго, очень долго молчал. — Я не помню, что было после того, когда я проиграл свой бой… Потом я вернулся в мир живых. И я услышал твоего отца, и сказал ему, что он не должен бежать от судьбы. Потом я много дней лежал в беспамятстве, а когда пришел в себя, оказался слепым. И твой отец, уже король, сказал, что я его человек и он отвечает за меня… Мои глаза не ожили. Но ко мне вернулось зрение Тэриньяльтов. И еще вот это, новое. Все мои чувства обострились, и я вижу иные образы, чем прежде. Я вижу цвета тепла и холода, я вижу кожей, кончиками пальцев. Я вижу запахи и звуки — не понимаю, как это, но все вместе складывается в образы, и вместе со зрением Тэриньяльтов это позволяет мне быть почти полноценным человеком. Я вижу даже странные ореолы вокруг образов людей, и понимаю по ним, каков этот человек, нет ли в нем лжи.

— Онда не лгал?

— Нет. Но он был испуган и недоверчив, — рассмеялся Тэриньяльт.

— Но почему все же мой отец не смог вернуть тебе глаза? — чуть ли не простонала Майвэ. — Он не истинный король?

— Я думаю, дело во мне, — сказал Тэриньяльт. Майвэ ждала, но больше он ничего не сказал.

Разговор окончился, и Майвэ почувствовала холод и голод, и еще ей хотелось плакать, и было тревожно за отца и брата — вдруг отец опять откажется от власти, и судьба заберет принца? А как быть — отец же поклялся, он обязан отречься от престола! А брат будет обязан принять власть, хочет он того или нет… Или все же что-то случится? И судьба сама расставит все по местам?

Снова вошла женщина под вуалью.

— Деннеане, — тихо проговорил Арнайя Тэриньяльт, — вели принести нам горячего вина, и сытной еды. — Женщина поклонилась и хотела было уйти, но он тронул ее за рукав. — Сможешь ли ты быстро сделать мне ладанку вот для этого? — он раскрыл ладонь.

Женщина посмотрела на камень, потом на Майвэ. Затем подошла и заглянула ей в лицо. Глаза женщины из дома Тэриньяльтов были черными. Почти без белков. Как у всей этой подземной породы. Женщина внимательно, почти недоверчиво посмотрела Майвэ в лицо, потом вдруг схватила ее руку и поцеловала. Затем повернулась к Тэриньяльту и сказала:

— Я сделаю это быстро, господин, вы не успеете закончить трапезу.

ПУСТЫНЯ

В шерге у многих не было отцов. У Андеанты тоже. Зато у него была мать и целых двое дядьев, причем оба — великие. Великий Тианальт и великий Маллен. Второго Деанта знал лучше, потому, что великий Маллен жил в этом же шерге. Тианальта он видел редко, зато слышал много. Говорили о нем с придыханием и называли "наш Тианальт".

Маллена он видел каждый день, но все равно трепетал перед этим могучим человеком, которого почитали даже Пустынные — Шенальин, не признающие ничьей власти и не имеющие единого вождя. Маллен раз показывал Деанте всадников на шилорогах на горизонте, в студенистом дневном мареве. А иногда Маллен надолго уезжал в Пустыню один — и всегда возвращался. Иногда он привозил подарки Пустынных — костяные и каменные фигурки, вязаные и меховые маски, и всякое такое.

Даже тот шерг, в котором они сейчас жили, некогда принадлежал Пустынным. Это они вырезали в песчанике хранилища, стойла, цистерны, жилые пещеры и галереи. Это они пробили в каменистой почве скважины. Это их рисунки до сих пор виднелись на окружающих шерг скалах, и вырезанные их мастерами звери, пляшущие люди, птицы, звезды, луна и солце, и даже рыбы и растения украшали потолки, стены и дверные проемы. Почему они покинули этот шерг — никто не знал. Может, Маллен знал, но с такими вопросами к нему приставать никто не осмеливался.

Деанта знал, что сначала они с матерью жили в Тиане. Тианы он почти не помнил — смутный образ какого-то огромного замка и лесов вокруг, вот и все, что сохранилось в детской памяти. Да еще причитания матери о каком-то белом облачке. Это потом он узнал, что тогда у матери появились первые признаки помрачения ума. Рассказал ему Дайя, один из дядиных охотников, который там был. Она все пыталась уйти в лес, потому, что там ее должен был встретить ее супруг, рыцарь на прекрасном белом коне, в серебряных доспехах и золотой короне. Она слышала, как он ее зовет, рвалась туда, умоляла, но ее не пускали. И однажды не уследили, и Анье исчезла.

— Мы тогда сорвались, прям как собаки со сворки. Дядя твой сказал, что прежде она тоже убегала, и нашли ее тогда у старых копей. Мы туда со всех ног. А места-то вокруг Тианы и тогда уже дурнеть стали. По лесу едем, а время-то близко к полудню, в зарослях детский плач, хоть уши затыкай.

Деанта кивнул. Плач полудницы, так они заманивают.

— А тут слышим впереди — словно пение, низкое такое. Можно сказать, что даже голос красивый, только мелодии нет, просто звук в звук переливается, и слов нет. И тут господин Тианальт как рявкнет — туда, мол! Мы — туда. А там госпожа Анье идет. Руки распахнув, да прямо к гарпии, а та поет, поет!

Гарпий Деанта видел в книге. Только издали можно ее принять за человека в плаще, да еще в сумерках или тумане. Ничего человеческого не было в лице с широко поставленными круглыми глазами с вертикальным зрачком, жестким клювообразным хрящом над носовым отверстием и широким клыкастым ртом с тонкими губами. Голову покрывали темные длинные перья, как и кожистую перепонку между руками и телом.

— А тварь как нас увидела, так пенье-то бросила и попыталась взлететь, но мы ее забили. Просто вмесиво забили. А госпожа-то твоя матушка кричит, вырвается — вы убили моего господина! Будьте вы все прокляты! А дядя твой как даст ей кулаком-то по голове — не со зла, а чтобы успокоить, понимаешь, она и сомлела. Тот ее на руки вот так вот бережно взял, да и повез домой. А потом велел, чтобы тебя с матушкой, значит, увезли в Уэльту. Там лесов таких нету. А в Тиане, значит, гарнизон стоит, весь рубеж по границе леса держит. Теона Анральт, Лис одноглазый там сидит. Хитрый, сволочь, ну прямо сил нет! — Дайя восхищенно покачал головой и поцокал. Морщинистое коричневое лицо расплылось в щербатой улыбке. — Да, Лис — он, можно сказать, тоже великий.