Наталия Некрасова - Ничейный час

— И озерко это белое-белое, словно молоко, потому, что со дна поднимаются пузырьки. И теплое оно, даже в самую лютую зимнюю ночь. Твари к нему не ходят. А вокруг него растет зеленая трава, и деревья высокие, как в Тиане, и птицы поют, и ночью камни там светятся тихонько, потому там светло. И не бывает там ни жарко, ни холодно. Все, кто из озера пьет, голода не чует, потому там и пустынный кот рядом с зайцем мирно лежит. А если в озеро войти, то все хвори из тела уходят, и все раны заживают, даже самые смертельные.

— Ага, и еще руки-ноги отрастают, — буркнул кто-то.

— И покойники оживают! — засмеялся чей-то молодой голос.

Деанта улыбнулся. Котелочек закипел, и можно было разливать питье. Он встал.

— А зря ржете, — негромко сказал Маллен. — Я был у этого озера.

— И где ж оно? — робко спросила Льенде.

Маллен сел, обхватив руки коленями. Его лицо в отблесках костра казалось медным.

— Его так не найти, это озеро. Туда люди попадали всегда случайно.

— Словно они не хозяева над своей землей, — пробормотал Деанта. — Как же не знать дорог в своей земле?

— Может, ты и прав, племянник, — задумчиво проговорил Маллен. — Пустынные говорят, что это место богини.

— Но боги спят.

— Может, она там и спит.

— В зеленом платье, в зеленой траве,

Прорастают цветы между пальцев ее,

Синее неба, крови алей,

С травою зеленые кудри сплелись,

Певчий дрозд в ее головах,

Серая рысь в ногах ее…

Это пропел хрипловатым голосом рыжий юноша-Пустынный. Затем он резко встал и ушел в темноту. Маллен проводил ее взглядом.

— А он ни рысей, ни дроздов в жизни не видел, — негромко сказал он. — Для него это только слова.

На некоторое время воцарилась тишина, и алый обрезочек луны как-то ярче засверкал на небе, словно рубин в королевском перстне у госпожи Анье.

"Был бы король или праведный вождь в этой земле — не наползала бы хьяшта, не терялись бы пути… И все бы могли приходить к этому целебному озеру, те, кто без злых дум, с чистой душой…"

Ночь они проспали, прижавшись друг к другу, как собаки. На толстых кошмах, укрытые тяжелыми меховыми и войлочными плащами. Льенде уложили в самой середине, чтобы девушка не замерзла, и к утру ей стало просто жарко.

И снова — скачка, снова солнце взбирается в зенит, и тени описывают полукруг, жара становится нестерпимой, снова укрытие, опять солнце расплавленной каплей сползает к горизонту, прожигая на пыльном небе алую полосу, снова скачка — и вот перед ними словно из пустоты возникает человек в одежде цвета пустыни.

Маллен спешился, велев остальным стоять и ждать.

Деанта смотрел на их встречу. Может, ему показалось, может, и правда этот человек вел себя с Малленом как-то уж слишком смиренно для надменных Пустынных. Как бы то ни было, вернувшись, Маллен велел ехать следом за проводником.

Они ехали, а Пустынный бежал впереди — ровно, спокойно, неутомимо. Длинные огненно-рыжие волосы были перехвачены на затылке кожаным шнуром. Он был худ и длинноног и напоминал странное насекомое.

Где-то через полчаса они остановились возле невысокого пологого холма, поросшего сухим колючим кустарником, словно клочковатой шерстью. Виантар спешился, замер. Деанта узнал это мгновенное оцепенение — сосредоточение барда. Юньяр принюхался. Эти двое сейчас удивительно напоминали животных, почуявших опасность. А сам Деанта, присмотревшись, заметил на камнях впереди знакомые бледные пятна яда, коричневые сухие комочки испражнений, от которых шел резкий ядовито-кислый запах, и клок паутины.

Появились еще четверо пустынных, среди них и та женщина, что позавчера приходила к Маллену.

— Остальные там, — услышал Деанта ее негромкий голос.

Маллен приказал спешиться, оставил с шилорогами Льенде и еще одного охотника, двое пустынных сели чуть поодаль. Их наверняка оставили сторожить животных, но с людьми они общаться явно не хотели. Льенде страшно хотелось пойти вместе со всеми — но Маллен приказал, а его она не могла не слушать.

Гнездо представляло собой гигантскую кучу камней и земли с хаотично расположенными черными круглыми входами. Ходы были высотой почти в рост человека, круглые, выглаженные и замазанные застывшей, застекленевшей слюной стрекотунов. Потолки были низковаты для человека, ходы шли под совершенно невероятными углами, то резко скатываясь вниз, то поднимаясь вверх, переплетаясь и уводя неведомо куда. И возле гнезда, и внутри валялись пустые панцири сожранных самкой стрекотунов. Весной самцы, привлеченные запахом и стрекочущей песней самки, сползались сюда, чтобы спариться с ней и получить смертельный укус, а потом лежать в неподвижности долгие месяцы и быть сожранными своей супругой или потомками. В пору размножения вокруг гнезда стрекотунов не оставалось ничего живого — самцы набирались сил, чтобы победить в схватке за право первым спариться с самкой. Самое жуткое время. Люди не выходили из шерга, разве что охотники, барды не спали, постоянно поддерживая защиту. Возможно, прежние жители шерга, в котором сейчас жил Деанта, как раз и погибли так в весеннюю пору, в пору цветения тюльпанов.

А скоро придет очередной караван Вирранда. Он должен прийти, и прийти целым и невредимым, если придется еще и подкармливать Пустынных.

Самка, видимо, совсем оголодала и вышла на охоту, где ее и прикончил Деанта. Так что вряд ли в гнезде кто-то ждал, но в нынешние времена ни на что нельзя положиться. Вдруг и потомство вылупилось раньше?

Выходов было семь. В сгущающихся сумерках было видно, что из каждого струится еле заметное зеленоватое свечение. Гнездо созревало — надо спешить. У каждого поставили по охотнику. Бард сел на землю, закрыл глаза и застыл. Никто не посмел нарушить его покоя, пока тот сам не очнулся. Глаза его светились красным. Он медленно встал, выпрямился, посмотрел вперед. Пошел вокруг камней, наконец, остановился перед одним из входов и нырнул туда. За ним прыгнул Юньяр с неожиданной для старика стремительностью и ловкостью, по ходу снимая с пояса веревку и крюки.

Низкий коридор со скользким гладким полом шел довольно полого, медленно уводя куда-то вглубь. Зеленоватое свечение становилось ярче, отражалось от выглаженных стеклянистых стен и обманывало зрение. Острый запах раздражал легкие. Деанта замотал лицо специальной тряпкой, пропитанной отваром особых трав.

Шли, слыша лишь собственное дыхание и шаги обутых в мягкие сапоги ног. Часто попадавшуюся паутину идущие впереди Пустынные жгли или резали острыми кривыми ножами.

Бард резко остановился. Впереди под ногами чернел большой круглый провал, а внизу виднелись белесые продолговатые яйца, возле которых лежали заснувшие самцы, предназначенные на корм своему же потомству. Потому самка и не сожрала их.