Наталия Некрасова - Ничейный час

Они спускались по Дороге Процессий, покидая Верхний город. Мертвые плети винограда и плюща оплетали красные стены, сползая по плоским крышам домов знати вниз, в нижний город с его открытыми площадями и иссохшими фонтанами, мертвыми садами и мертвыми домами с распахнутыми дверьми и пустыми окнами. Воздух был мертв и неподвижен. Мертвы были и тени. Даже великая река Тайаннар застыла, не стремясь к умершему морю.

Они заходили в дома, но дома были пусты. Те, кто остался, прятались от них. Пару раз улицу перебегали какие-то люди, но на окрик они не останавливались.

Деанта знал этот город по рассказам матери и Онды, по книгам, по рисункам. И по песне Сатьи, все еще не утихавшей в нем. Он узнавал дома и площади, улицы и дворики. Наверное, в верхнем городе еще стоит дом Тэриньяльтов.

А здесь играли в мяч в Долгий День, и женщины дарили победителям сладости и тяжелые золотые дыни. Деанта не знал вкуса дыни, но, наверное, это было нечто восхитительное. А как-то Арнайя Длинная Рука метнул дыню вместо мяча, а Диса Ловец поймал ее, а вместе с ней поймал и жену, потому как девушка не простила Арнайе, что тот бросил ее дыню как мяч, а Диса был, напротив, человек обходительный.

А вон там, где широкую Дорогу Процессий перекрывает аркой крытый мостик между двумя домами из золотистого камня, некогда стояла принцесса Данрин и смотрела, как в город въезжают женихи, и среди них Ала Аларинья. И узрела она всю красу его, как гласила старинная "Повесть о яблоке". Сколько же хитростей изобрела принцесса, чтобы Ала Аларинья одержал победу на состязаниях и завоевал ее руку, потому, что сердце ее он завоевал без состязания и без боя.

Он сам не заметил, что идет и говорит, рассказывает истории и легенды города, который умер.

— А я ничего, ничего этого не знаю, — говорила Иште, которая шла рядом, словно цеплялась за него, боясь остаться одна. — А ведь я долго жила в этом городе.

— Ты жила уже в умирающем городе. В другом городе, — Деанта говорил мягко, утешая.

— Мы только по стокам лазали. Под землей, — сказал какой-то паренек из следовавших за ними. — Туда ойха не ходили.

— Там власть моего отца, — заговорила, наконец, Майвэ. Ей было горько, тяжело. Она слушала легенды мертвого города, и перед ней словно разверзалась пропасть. Ей не хотелось даже думать, что однажды вот так умрут все воспоминания Холмов, все песни и предания, все прекрасные залы и сады под землей, все-все-все! Она ненавидела эту мысль, она гнала ее — ведь отец держит Правду, ведь боги проснулись, все должно быть хорошо! Но мысль не уходила, точила душу, как те капли, что постоянно падают с потолков пещер, и им навстречу поднимаются медленные и неотвратимые сталагмиты. Она резко повернулась к Госпоже Урожая, за которой скользил шлейф зеленой травы.

— Почему? Почему мы должны все терять? Ведь ничего больше не будет — ни города, ни Ала Алариньи, ни короля-близнеца! Они вросли в этот город, а города нет, и все тает, как тени, навсегда, навсегда! — Она закусила губу, зло глядя на Госпожу Урожая. Тэриньяльт крепко стиснул ее руку, но она вырвалась. — Вы боги. Вы сделаете себе новый мир! А у нас ничего не останется!

Госпожа не посмотрела на нее.

Когда ты вернешься в Холмы, девушка, найди мать, которая только что потеряла ребенка. Подойди к ней и скажи — что ты плачешь, забудь, роди себе нового, такого же, а этого выкини в Провал, он все равно умер. Полагаю, мать тотчас утешится от твоих слов. Для нас этот мир — как дитя. Даже роди мы новое, оно не будет таким. Такого больше никогда не будет.

Слова ее звучали только в голове у Майвэ, и в них была такая беда, такое горе, вина, сожаление, что Майвэ стало стыдно.

— Я была не права перед тобой, — выдохнула она. — Но мне горько. Очень, очень горько. Я не хочу, чтобы все это погибло! Никакие книги, никакие картины и песни ничего не заменят! Они будут как сорванные цветы — под ними не будет опоры.

Я бы хотела, чтобы все было как прежде. Чтобы цвели мои поля — а они умерли. Чтобы пахли цветы — а их больше нет, и таких больше не будет. Чтобы были живы мои дети — а их нет. Девушка, нам придется пережить то, что нас ждет. Возьми в память все, что сможешь. Другого утешения я тебе не могу дать.

Деанта все-таки прошел по дворцу. Творение Эльсеана было прекрасным даже в смерти, и лишь его Деанте было жаль до боли. Было жаль текучих, почти живых мозаик и фресок, залов, похожих на лесные поляны или морское дно, лестниц, подобных спиралям раковин. Они прошли по городу и остановились у Южных врат. Они не оборачивались, покидая мертвую столицу. Иште прикусила губу — сейчас они выйдут к садам.

— Не бойся, девушка, — ласково сказал король. — Ты стоишь на зеленой траве.

Иште подняла взгляд и увидела его улыбку — простую и добрую. В короле не было тайны. Он был открыт, как открыто солнцу ясное небо. И Иште улыбнулась и храбро посмотрела на сады. Сады были черны и мертвы, и она выдохнула, успокоившись.

Они остановились еще раз — на мосту, чтобы последний раз бросить взгляд на великий город Дня. На белый город с золотыми крышами и алыми башнями, стекавший белой пеной по красным скалам. На башню Эльсеана.

Майвэ вздохнула. Город был прекрасен даже сейчас, в блеклой смертной дымке.

— Идемте, — тихо сказал король.

У них за спиной, словно медленно следуя за ними, город затягивала мгла. Съедала землю, звуки, свет. И лишь два глаза — белый и красный — смотрели им вслед.

— Как там будет с теми, кто остался? — прошептал про себя Деанта.

Никто не ответил ему. Арнайя Тэриньяльт, может, и мог бы что-то сказать, но промолчал. Нет смысла.

Они последний раз остановились на перекрестке в виду города, у высокого каменного столба. Когда-то на нем была птица из белого мрамора, с раскинутыми крыльями, готовая сорваться и улететь на восток, к полю Энорэг. Белая Птица, первый король Дня, близнец Ночного, черной Птицы. Изваяние давно уже было разбито, но мощеная дорога шла к востоку. Туда, где под высокой мраморной аркой в холме был спуск на Королевскую дорогу Ночных. Когда-то здесь было место торга и встреч. Отряд пришел этой дорогой вместе. Теперь у них разные пути.

Майвэ обняла его, улыбаясь и тихо плача. Он погладил ее по волосам и спине.

— Госпожа Майвэ, сестрица, велика моя благодарность тебе и твоему отцу-государю. Я в долгу перед вами. Я отдам долг. Может, мы встретимся еще.

Майвэ закивала. Говорить не могла — в горле колом стояли слезы.

— Если все идет так, как мне думается, — негромко проговорил Тэриньяльт, — то мы встретимся. Скоро. Но лучше бы этого не было.

И они спустились во владения Ринтэ, короля Ночи, короля Холмов и Подземелий, и отправились в обратный путь. Ехали в молчании. Тяжесть лежала на сердце у каждого. Они сделали то, что должны были сделать — но Науринья Прекрасный остался там, в мертвом городе. И слова богини не давали надежды. А из молчаливого Провала тянуло присутствием чего-то невообразимо чуждого.