Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти

— Ублюдок, — сказал корчмарь. — В твою могилу я забью осиновый кол.

— Ты сначала меня закопай! Кол он забьет... Ты какой гадостью нас напоил?

— Знать бы что так... Я бы вас напоил!

— Мы пришли к тебе, как к человеку, как к брату, — с обидой проговорил Арчеладзе. — А ты поступил, как скотина.

— Ты привел с собой янки! Мы его знаем!

— Если он пришел со мной, значит, я ему доверяю!

— А тебе кто доверяет? Кто ты такой? Зачем приехал к нам?

— Не твое дело! — огрызнулся полковник. — Надо и приехал.

Один из сербов сверкнул глазами, произнес фразу, из которой было понятно всего несколько слов: что-то вроде Босния — жертва проходимцев.

— Что же ты допускаешь в Боснию проходимцев? — отпарировал Арчеладзе. — Что же ты позволил столкнуть вас лбами, если такой умный?

— На нас обрушился весь мир, — пробурчал корчмарь. — При полном бездействии России...

— Ну так правильно, теперь лупи всех подряд!.. Мог же вчера спросить, с кем я пришел и почему?

— Ты обманул! Сказал, что твой товарищ — русский.

— Это так и есть. Его предки — выходцы из России. Он славянин по духу.

На минуту повисла пауза: сербы переглядывались, словно совещаясь глазами, и, кажется, начинали что-то понимать, но корчмарь никак не хотел мира.

— Если ты выступаешь на нашей стороне, почему вас всю ночь ищут «голубые каски»?

— Меня никто не ищет, — неуверенно сказал полковник.

— Но по дорогам до утра рыскал бронетранспортер из голландской зоны!

Американца бы искал американский. Значит, Кутасов выехал искать на трофейном бронике...

— Это... мои люди.

— Понятно, что твои!

— Я ведь могу и не разговаривать с вами, — пригрозил Арчеладзе. — Запру и уеду на вашей машине. И пошли вы, козлы...

— Кто тебя освободил? — неожиданно спросил корчмарь, выкладывая, вероятно, свои главный аргумент. — Кто взломал дверь в погреб?..

— Ее открыли твоим ключом!

— Мой ключ в кармане! — он сунул руку за пазуху и вскинул глаза на своих товарищей, проверил карманы брюк и лыжной куртки — ничего не нашел. И вдруг они заговорили разом, по-сербски, загоготали, как встревоженные гуси.

— Кто открыл дверь? — наконец спросил корчмарь. — Кто вас выпустил? Это была женщина? Женщина в плаще?..

— Мужик в шляпе! — ядовито обронил полковник. — Запомни сам и накажи товарищам: не суй нос, куда тебя не просят. Ты мне испортил праздник!

Один из приезжих сербов что-то заговорил и пошел к Арчеладзе, но он подтянул вверх ствол автомата.

— Назад!.. Пока я не выеду из села — из корчмы не выходить. Вашего товарища я оставлю пока у себя. Он пригонит назад машину и привезет оружие.

Серб стоял и пытался что-то спросить — проскакивали знакомые слова: обсерватория, Сатва, зона... Полковник вышел на улицу: Джейсон стоял возле «лендровера», бледный, с трясущимися руками вывернуло наизнанку...

— В машину! — приказал Арчеладзе. — На водительское место!

Пехотинец сел за руль, повел больным взглядом.

— Эд!.. Я был сильным парнем, Эд!.. Неужели у меня что-то оторвалось? Когда я прыгнул с камня?

— Съездишь на родину, подлечишься, — успокоил он. — И все пройдет.

Джейсон выехал на дорогу и с километр вел машину как в полусне, едва вписываясь в крутые повороты на спуске. Вообще, следовало бы самому взять управление, иначе он опять отыщет мину на разминированной дороге, однако пехотинец стал постепенно приходить в себя. Да и совместный путь заканчивался: дальше Арчеладзе должен был идти пешком, через лес, а Джейсону можно было доехать до зоны и там отправить назад машину — связанный серб сидел за спиной, ожидая своей участи.

— Ну, будь здоров, подполковник! — Арчеладзе протянул руку. — Ты хороший парень, с тобой можно куролесить. Езжай к себе в Америку.

Джейсон внезапно ухватился за его руку, заговорил страстно, лицо ожило, порозовело, из подсохшей раны на голове потекла кровь.

— Послушай, Эд! Я понял, что такое — воля! Свободу всегда дают, а воля не дается. Она — от Бога! Как руки, ноги, глаза... Эд, я хочу быть вольным! Помоги мне!

— Как же тебе помочь? Я не Бог.

— Меня преследует человек!.. Нет, он — не человек! Он иезуит! Он давит меня! Сжимает оковами! И не отступится... Без тебя мне не выйти из-под его власти!

— Что же ты мне предлагаешь сделать?

— Мы с тобой... Нас нельзя назвать ни друзьями, ни приятелями. Но я чувствую, мы бы стали ими!

— Да, брат, мы просто друзья по несчастью, — согласился Арчеладзе. — Вот и свела судьба.

— Убей его! — вдруг попросил Джейсон. — Отними у него мою волю! Сам не смогу этого сделать. Видишь, со мной что-то произошло... Если от драки выворачивает... Подниму руку — и смерть. Он меня запрограммировал. Убей его! Это — дьявол! Его зовут... Барлетт! Нет, Бейлесс!

— Это же твой командир!

— Мой командир был генерал Хардман, — замотал головой подполковник. — А этот — хозяин моей души. И воли! Я начинаю понимать, кому ты объявил войну. «Иезуит» — твой противник!

— Скажи, Джейсон, а ты не знаешь человека по имени Рональд Бергман?

— Нет... Не слышал! Я знаю Барлетта! И Бейлесса... Над Америкой поднимаются черные вертолеты. Они уже летают. Они разминают крылья. Это его вертолеты! Я видел черные вертолеты над Президио!

Глядя на пехотинца, можно было бы назвать его сумасшедшим, но его мания не укладывалась в привычные рамки.

Таких людей на Руси обычно называли блаженными...

Больше месяца Иван Сергеевич Афанасьев пролежал в гадьинской больнице и почти беспрерывно — под капельницей. Ему вымывали, выщелачивали из крови невероятно устойчивый препарат Тойё, обнаружить который невозможно оказалось никакими видами анализов. Попадая в кровь, он как бы становился ее частью и медленно подтачивал сознание. А то, что этот яд, разложившись на составляющие, все еще бродит по организму, Иван Сергеевич ощущал по приступам страха, как только касался мыслью своего бывшего хозяина, которого и на свете-то уже не было.

После того, как через кровь и плоть прокачали десятки литров жидкостей и растворов, стало ясно, что препарат таким образом из организма не вывести. Тогда ему сделали полное переливание крови и на какой-то период болезненные симптомы исчезли. Тойё перестал возникать в сознании как его полный и безпредельный владыка-хозяин, против воли которого нельзя выступать даже мысленно. Иван Сергеевич уж было воспрял и запросил выписки, но на следующее же утро, проверяя собственное состояние, он почувствовал себя в роли преданного пса...

Вероятно, яд действовал на клетки коры головного мозга, оседая там в виде шлаков. Вместе с навязчивым страхом начали развиваться странные психические способности. Например, стали повышаться возможности памяти, он обнаруживал, что помнит и может поминутно разложить все события, произошедшие пять, десять лет назад, продиктовать наизусть данные гравиаразведки, проводившейся им когда-то на Северном Урале, — а это десятки тысяч цифр, значений и величин! Он мог прочитать газету от начала до конца и тут же воспроизвести, пересказать дословно. И странное дело, вместе с тем он напрочь забыл, что происходило в детстве и юности! А человеческое сознание было устроено как раз наоборот — помнится ярче далекое детство, чем то, что ты делал недавно.