Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Я никогда раньше не видела, чтобы Джейн плакала, но сейчас по ее телу пробегала ритмичная дрожь, словно грозовые облака над заливом. Какое-то время мы обе молчали, вдыхая остывающий вечерний воздух и слушая гулкие скорбные крики гагары, разносившиеся над озером.

– Что ж. В этом мире чернокожей женщине лучше не попадаться никому рядом с белокожим мертвецом в военной форме. Я взяла камень и начала бить по его телу, а потом подтащила останки поближе к обвалу, чтобы те, кто придет искать, не узнали, что он умер от пули, а потом мы сбежали.

Уже сидя в поезде, идущем в Хартум, твой отец спросил, куда я планирую отправиться. Я сказала, что хочу найти другой способ вернуться, другую дверь, и он печально улыбнулся. «Я всю жизнь ищу другую дверь в свой родной мир, – сказал Джулиан. – Но согласен поискать и твою, если ты согласишься кое-что для меня сделать». И он попросил меня поехать в дом богача в Вермонте, чтобы защитить его дочь.

По ее телу снова прокатилась беззвучная дрожь, но голос оставался ровным.

– Я выполнила свое обещание. А Джулиан… нет.

Я прокашлялась.

– Он не умер. – Я почувствовала, как она замерла рядом со мной в напряженной надежде. – Я дочитала книгу. Он нашел в Японии Дверь, которая ведет в его родной мир, но не прошел через нее… Он попытался вернуться за мной. – Крошечное солнце снова вспыхнуло у меня внутри, а потом потускнело. – Но, видимо, так и не добрался. Он просит передать тебе, – я сглотнула, чувствуя привкус стыда на языке, – что ему очень жаль.

Джейн резко втянула воздух через щель между зубами.

– Он обещал мне. Он обещал. – Ее голос звучал сдавленно, переполненный эмоциями: горькой обидой, завистью, убийственным гневом.

Я вздрогнула, и ее взгляд метнулся ко мне, а глаза широко раскрылись.

– Погоди. Январри, ты ведь создала проход между лечебницей и этой хижиной. Ты не могла бы сделать то же самое для меня? Написать мне дорогу домой?

Ее лицо засветилось отчаянной надеждой, как будто Джейн рассчитывала, что я сейчас достану перо из кармана и нарисую ей Дверь прямо в воздухе и ей удастся снова увидеть своих мужей и жену. Казалось, она даже помолодела.

Я почувствовала, что не могу ответить, глядя ей в глаза.

– Нет. Я… в книге моего отца сказано, что есть места, где миры соприкасаются друг с другом, как ветви дерева, и там находятся двери. Не думаю, что отсюда, из Вермонта, можно дотянуться до твоего мира.

Она нетерпеливо отмахнулась.

– Ладно, но если ты поедешь со мной в Кению, к моей двери из слоновой кости…

Я молча подняла свою забинтованную левую руку на уровень глаз. Через несколько секунд рука начала трястись и дрожать, а еще через пару секунд мне пришлось ее опустить.

– Дверь из лечебницы сюда чуть не стоила мне жизни, – тихо призналась я. – И это внутри одного мира. Не знаю, какой силой нужно обладать, чтобы открыть проход между двумя мирами, но сомневаюсь, что у меня она есть.

Джейн медленно выдохнула, глядя на мою руку, лежащую на земле, и ничего не сказала.

Потом она резко встала, отряхнула юбку и потянулась за лопатой.

– Я сама закончу. Иди к Сэмюэлю.

Я сбежала, чтобы не видеть, как Джейн плачет.

Бад и Сэмюэль выглядели так, будто умерли, а потом их воскресил далеко не самый умелый колдун. Бад, весь в следах подсохшей крови, повязках и стежках, втиснулся на кровать между Сэмюэлем и стеной и теперь спал, доверчиво пристроив голову ему на плечо. Кожа Сэмюэля была нездорового бело-желтого цвета, как мякоть гриба, а его грудь, укрытая одеялом, тяжело вздымалась с каждым неровным вдохом.

Когда я села на край кровати, он с трудом приоткрыл слипшиеся глаза и совершенно неожиданно улыбнулся:

– Здравствуй, Январри.

– Здравствуй, Сэмюэль. – Моя ответная улыбка была робкой и неуверенной.

Он высвободил руку из-под одеяла и погладил Бада.

– Что я тебе говорил, а? Бад всегда на твоей стороне.

Моя улыбка окрепла.

– Да.

– Кстати, – добавил Сэмюэль уже тише, – как и я.

Его глаза смотрели спокойно, сияя неведомо откуда взявшейся теплотой. Заглянуть в них было все равно что погреть руки у камина в февральский холод. Я отвела взгляд, опасаясь сказать какую-нибудь глупость.

– Прости. За то, что случилось. За то, что сделал с тобой Хавермайер. – Мой голос всегда звучал так высоко?

Сэмюэль пожал плечами, как будто пытки и похищение были для него не более чем досадным неудобством.

– Но тебе придется, разумеется, объяснить мне, что он за существо и что это за двери, из-за которых он так злился. И еще: как ты попала сюда раньше, чем я смог устроить тебе грандиозный побег. – С этими словами он выполз из-под одеяла и сел, облокотившись на подушки с такой осторожностью, будто весь был покрыт синяками.

– Грандиозный побег?

– Все было бы очень красиво, – с тоской признался Сэмюэль. – Ночной налет, веревка, спущенная из окна… Мы бы ускакали прочь на белых лошадях – ладно, серых пони, – прямо как в наших любимых рассказах из газет. И все пошло насмарку.

Уже во второй раз за этот вечер я рассмеялась. А потом – прерывисто, путано, боясь, что Сэмюэль либо посмеется надо мной, либо станет жалеть, – рассказала ему все. Я рассказала о синей Двери в заросшем поле; об отце, о матери, о том, что не знаю, живы ли они оба; об Археологическом обществе Новой Англии и закрывающихся Дверях в умирающем мире. О том, что мистер Локк держал моего отца на поводке, как собаку, а меня – в клетке, словно диковинную птицу. О Начертанном, где люди, обладающие сильной волей, могут переписать действительность. А потом рассказала о серебряной монетке, превратившейся в нож, и показала слова, которые написала у себя на руке.

Кожа под повязками была бледной, запекшиеся раны выпирали, и рука напоминала какое-то раненое озерное чудище, выброшенное на берег. Сэмюэль коснулся неровной «Т» в слове «только».

– Похоже, спаситель тебе не потребовался, – криво усмехнулся он. – В сказках стреги сами себя спасают.

– Стреги?

– Ведьмы, – пояснил он.

– О.

Разумеется, я надеялась на более восторженный ответ, но… Сэмюэль поверил мне, ни на мгновение не усомнившись. Наверное, за все эти годы, что он таскал мне низкосортные страшилки вместо того, чтобы стоять за прилавком, его мозги совсем сгнили. Или он просто всецело мне доверял.

Сэмюэль задумчиво продолжил:

– В сказках они всегда остаются одни – в смысле ведьмы – и живут где-нибудь в лесу, в горах или в башне. Пожалуй, чтобы полюбить ведьму, нужно быть храбрым, а мужчины чаще всего трусливы. – С этими словами он посмотрел на меня, гордо приподняв подбородок, как бы говоря: «Я не трус».

Я поняла, что ничего не могу сказать. Я даже не знала, что думать.

В следующее мгновение он мягко улыбнулся и произнес: