Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Я понял, куда ведет эта дверь, даже не проходя сквозь нее. Миры, как и дома, имеют узнаваемые запахи, такие тонкие, сложные и разнообразные, что их не вдруг заметишь. Аромат Начертанного проникал сквозь арку из сосновых ветвей прозрачной дымкой. Солнце, море, пыль на потертых корешках книг, соль и специи с тысяч торговых судов. Дом.

Я пройду через нее очень скоро. Сегодня же вечером. Я добирался сюда с огромной осторожностью, но все равно опасаюсь, что был недостаточно осмотрителен. Я боюсь, что они найдут меня – эти закрывающие двери убийцы миров. Я не свожу глаз с арки, боясь, что какая-нибудь призрачная фигура выскочит из тени и закроет ее навсегда.

Но сначала мне нужно закончить письмо. Рассказать тебе, куда я отправился и почему, и отправить эту книгу через Лазурные сундучки Йуйи и Туйи – весьма полезные парные артефакты, которые я нашел за дверью в Александрии, и одно из немногих сокровищ, что я частично утаил от Корнелиуса. Я отдал ему один, но второй оставил себе.

Я и раньше пересылал тебе игрушки и безделушки таким образом – ты догадалась, что это было? Пустяковые подарки от отца, который хочет извиниться за свое отсутствие. Трусливая попытка сказать: «Я всегда думаю о тебе, я люблю тебя, прости меня». Я боялся твоего разочарования, боялся, что ты отвергнешь мои жалкие, ничтожные подношения.

Эта книга станет моим последним подарком. Моей последней жалкой попыткой. Эта работа глубоко несовершенна, но в ней рассказана правда, которую ты имела право знать уже давно, но которую я не смог тебе поведать. (Несколько раз я пытался. Я заходил в твою комнату, открывал рот, чтобы все рассказать, – и словно терял дар речи. Я уходил от тебя и падал на кровать, задыхаясь, захлебываясь несказанными словами. Наверное, я и впрямь трус.)

Что ж, довольно молчать. Довольно лгать. Я не знаю, как часто ты заглядываешь в Лазурный сундучок, поэтому придумал, как сделать, чтобы ты вовремя нашла эту книгу: птицы здесь очень доверчивые и не знают, насколько опасными могут быть люди.

В этой книге, насколько мне самому известно, есть только одна неправда: что я написал ее ради науки и знания или из нравственной необходимости. Что я пытался «оставить после себя хронику» или «записать свои открытия» для какого-то неведомого будущего читателя, который храбро перехватит мое знамя.

Истина в том, что я написал ее для тебя. Я всегда, с самого начала писал ее только для тебя.

Помнишь, как тебе было лет шесть или семь и я вернулся из экспедиции в Бирму? Тогда ты впервые не бросилась мне навстречу, когда я приехал (с каким же нетерпением и страхом я ждал каждого возвращения, чтобы твое лицо – песочные часы сказало мне, сколько времени я успел потратить впустую). Ты просто стояла в накрахмаленном платьице и смотрела на меня снизу вверх, как будто я незнакомец в людном вагоне.

«Слишком много раз, – говорили твои глаза. – Слишком много раз ты уезжал, и что-то драгоценное и хрупкое, что было между нами, сломалось».

Я написал эту книгу в отчаянной и жалкой надежде, что могу все исправить. Как будто можно искупить вину за каждый пропущенный семейный праздник, за каждый час, что меня не было с тобой, за все годы, которые я провел, эгоистично упиваясь своим горем. Но теперь, в самом конце, я знаю – это невозможно.

Я снова покидаю тебя, и теперь это намного более серьезный шаг, чем раньше.

Мне нечего дать тебе, кроме этой книги, и я могу лишь молиться о том, чтобы эта дверь не закрылась. Чтобы ты смогла однажды последовать за мной. Чтобы оказалось, что твоя мать жива и ждет меня и что однажды она сможет обнять тебя и разбитое снова станет целым.

Верь Джейн. Скажи ей… Скажи ей, что мне очень жаль.

Дверь зовет меня голосом твоей матери. Мне пора.

Прости меня. Следуй за мной.

Й. У.

Я не могу.

Я пытался, Январри. Пытался уйти без тебя. Но остановился на пороге двери, оцепенев, вдыхая сладкий аромат родного дома и пытаясь сделать последний шаг.

Я не смог. Я не могу тебя бросить. Довольно. Я собираю вещи и возвращаюсь в особняк Локка. Я вернусь сюда и пройду через дверь с тобой вместе, и никак иначе. Мне так стыдно, о боги, как мне стыдно. Я иду к тебе.

Жди меня.

БЕГИ, ЯНВАРРИ

АРКАДИЯ

НЕ ВЕРЬ

Янашла Джейн по ритмичному хрусту и стуку, с которым лопата вонзалась в каменистую почву. Работа шла медленно и равномерно. Джейн копала в ложбинке в середине островка в полном одиночестве, если не считать противного болотного запаха и гудения миллионов комаров.

И, разумеется, мистера Теодора Хавермайера.

Он превратился в окровавленный сверток из простыней, грязно-белый, напоминающий личинку. Его рука – бесцветная когтистая лапа с со следами от зубов Бада – торчала из-под ткани, отбрасывая пугающе длинную тень в свете вечернего солнца.

– А нельзя, ну, я не знаю, выбросить его в озеро? Или так оставить?

Хруст лопаты, вгрызающейся в землю. Шорох осыпающегося грунта. Джейн даже головы не подняла, но у нее на губах появилась невеселая улыбка.

– Думаешь, все эти Хавермайеры могут просто так исчезнуть? И никто не станет их искать? – Она покачала головой и добавила успокаивающим тоном: – Земля здесь хорошая, влажная. Долго не залежится.

От этих слов мне стало как-то нехорошо, так что я присела на поросший мхом валун и уставилась на ворон, которые расселись по веткам сосен, каркая и перекрикиваясь, как невоспитанные гости на похоронах.

Передо мной возник грубо отесанный черенок лопаты. Я взяла его и вскоре сделала несколько открытий: во-первых, копать очень трудно, а я все еще не оправилась после побега из Брэттлборо. Во-вторых, человеческие тела довольно крупные, и могилы им нужны большие. В-третьих, когда копаешь, в голове остается очень много места для размышлений, несмотря на пот, щиплющий глаза, и ладони, саднящие и как бы намекающие, что ты уже заработал мозоли.

«Отец не бросил меня. Он вернулся за мной». Эта мысль сияла у меня внутри, как солнышко – слишком яркое, чтобы на него можно было долго смотреть. Как давно я мечтала увидеть хотя бы крошечное подтверждение его любви ко мне! Его любовь к моей матери и эгоистичное горе всегда оказывались сильнее – но не в последнее мгновение. В самом конце они не смогли одержать верх, и он отвернулся от Двери, которую искал семнадцать лет.

«Так где же он?» Я помедлила, вспомнила последние, нацарапанные в безумной спешке слова – «БЕГИ, ЯНВАРРИ, АРКАДИЯ, НЕ ВЕРЬ» – и отложила эту мысль на потом.

Что такого рассказала мне последняя глава, чего я сама не предполагала? Ну, для начала, оказывается, мистер Локк прекрасно знал, что мой отец охотится за дверями, и даже сам нанял его именно с этой целью. Я представила подвалы особняка Локка, заставленные бесконечными рядами коробок и ящиков, комнаты с витринами и аккуратными табличками. Сколько таких артефактов было украдено из иных миров? Сколькие из них наполнены сверхъестественной силой?