Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Джейн, которая с большим трудом приподнялась на одном локте и слушала, напряженно щуря покрасневшие глаза, наконец спросила таким голосом, будто всю ночь глотала песок:

– Но как тогда вас нашел Джулиан?

– Ну, слухи-то все равно ходят. Сказки о злокозненных духах, которые живут на побережье, крадут пироги с подоконников и молоко у коров. Джулиан умел ходить по следам историй. Нам повезло, что такие люди, как он, встречаются редко. Что ж, – Молли тяжело поднялась, отряхивая фрак, – вас троих мы не можем послать на добычу, раз вы преступники в розыске.

– Мы не… – начал было Сэмюэль.

Молли перебила его, досадливо отмахнувшись:

– За вами охотятся могущественные люди, так ведь? Богатые, влиятельные и упорные? – Мы встревоженно переглянулись. – Значит, вы скоро станете преступниками – или уже стали, а лишних перьев для вас взять негде. Придется дать вам другую работу.

Это была не пустая угроза: следующую неделю мы провели, работая бок о бок с жителями Аркадии.

Меня, как наиболее бесполезного члена нашей компании, отправили к детям, которых этот факт чрезвычайно позабавил. Они с каким-то унизительным рвением кинулись учить меня свежевать степных крыс и носить воду и с восторгом обнаружили, что я справляюсь со всеми задачами медленнее и хуже, чем местный девятилетний ребенок.

– Не расстраивайся, – заявила на второе утро темнокожая сероглазая девочка, одетая в замызганное кружевное платье и мужские рабочие ботинки. – Я много лет училась правильно держать равновесие, когда таскаю ведра.

Проявив недюжинную зрелость и благородство, я удержалась от того, чтобы столкнуть ведро у нее с головы.

Даже от Бада оказалось больше пользы, чем от меня. Когда его лапа зажила и шину сняли, он стал ходить на охоту с Джейн и другими. Они засветло отправлялись в степь с разномастным оружием и ловушками в руках, а возвращались с пушистыми тушками на плечах. Джейн не улыбалась, но двигалась с легкой грацией хищницы, чего я никогда за ней не замечала в стенах особняка Локка. Может, именно так она выглядела, когда рыскала по лесам своего утраченного мира, охотясь вместе с женщинами-леопардами. Неужели ее дверь закрылась навсегда? Или, может, я и впрямь могла бы открыть ее, если бы мне хватило храбрости попытаться?

Сэмюэль, казалось, находился везде и сразу. Я видела, как он чинит соломенную крышу; трудится на кухне, склонившись над котлом; набивает матрас свежевысушенной травой; перекапывает землю в огороде, поднимая облака желтой пыли. Он всегда улыбался и смеялся, а глаза его светились, как будто все это было каким-то веселым приключением. Мне подумалось, что Сэмюэль сказал правду: лавочник из него бы не вышел.

– Ты бы смог стать счастливым здесь? По-настоящему счастливым? – спросила я на четвертый или пятый вечер. Время после ужина тянулось медленно. Наевшись, все отдыхали, а Бад с довольным видом хрустел косточками степных крыс.

Сэмюэль пожал плечами.

– Возможно. При определенных условиях.

– При каких?

Он ответил не сразу, вместо этого устремив на меня спокойный, серьезный взгляд, от которого у меня под ребрами все сжалось.

– А ты могла бы стать здесь счастливой?

Я тоже пожала плечами, отводя взгляд. Немного помолчав, я подсела к Йаа Мюррей, сероглазой девочке, и уговорила ее заплести мне волосы. Ее пальцы начали перебирать мои пряди, и под этими гипнотическими движениями я притихла, задумавшись.

Смогла бы я быть по-настоящему счастлива, так и не узнав, что стало с отцом? Так и не увидев моря Начертанного и архивы Города Нин? Позволив Обществу и дальше плести интриги и строить козни, закрывая Двери?

С другой стороны, а что я могла сделать? Я была изгнанницей, беглянкой, как и все здешние жители. Молодой, слабой и незакаленной. Такие девушки, как я, не сопротивляются неумолимой судьбе; они не открывают охоту на злодеев и не попадают в приключения; они прячутся, выживают и находят счастье там, где могут.

В конце улицы раздался топот чьих-то ног, и пальцы Йаа замерли у меня в волосах. Непринужденная болтовня стихла.

На площадь вбежал мальчик. Он тяжело дышал, его глаза были широко раскрыты. Молли Нептун встала.

– Что-то случилось, Аарон? – Ее голос звучал мягко, но плечи напряглись.

Мальчик согнулся пополам, пытаясь отдышаться и выпучив глаза.

– Там… Там, у дерева, какая-то старушка плачет, говорит, вслед за ней через дверь прошел какой-то человек. Сейчас его нигде нет.

Страх забил мне горло, как вата. «Нас нашли».

Но мальчик пытался сказать что-то еще, глядя в глаза Молли и беззвучно шевеля губами.

– Что еще?

Он сглотнул.

– Сол, мисс. Ему перерезали горло. Он мертв.

Если уж мистер Локк и научил меня чему-то, так это тому, как сидеть тихо, когда хочется выть, кричать и царапать стены. Мои руки и ноги перестали слушаться, словно их заменили на засушенные конечности плохо сделанного чучела, а голову наполнила звенящая тишина. Я отчаянно старалась ни о чем не думать.

Когда Молли начала выкрикивать приказы, а Джейн и Сэмюэль вскочили с мест, я не подумала: «Боже, Соломон». Я не стала вспоминать его щегольское золотое перышко, наряд, похожий на одеяние пугала, и добродушные подмигивания.

Когда толпа покинула площадь, оставив только детей с матерями, я не почувствовала страха, холодной змеей свернувшегося в животе, не подумала: «Неужели я следующая? Неужели они здесь?»

А когда все вернулись, когда Молли Нептун своими руками уложила на стол худенькое тело, укрытое белой тканью, глядя на него ввалившимися глазами, похожими на могилы, я не подумала: «Это я виновата. Во всем виновата я». Бад прижался к моей ноге теплым боком, и я задрожала от горя.

Сэмюэль вошел во двор, пригнувшись и поддерживая хрупкую с виду старушку в длинных серых юбках. Она с жалким видом сжимала его руку, моргая влажными глазами. Ее нос напоминал узловатый корень дерева. Сэмюэль осторожно усадил ее, ласково поправив ей шаль. Наверное, он вспомнил собственную бабушку – пожилую женщину, похожую на ворону, которая часто сидела на крыльце лавки Заппиа, ворча себе под нос на итальянском, когда мы с мистером Локком проезжали мимо на «Бьюике». Удастся ли Сэмюэлю когда-нибудь увидеть ее снова? «Это я виновата».

Взгляд старушки скользил от лица к лицу, пока не остановился на мне. Ее рот открылся, превратившись в уродливую, влажно блестящую яму. Я вздрогнула. Ничего нового тут не было – все мои семнадцать лет на меня глазели грубые белокожие старухи, рассуждая, откуда я: из Сиама или из Сингапура, – но теперь это снова меня задело. Я успела привыкнуть к тому, что среди жителей Аркадии стала почти невидимой.

Джейн тихо и встревоженно разговаривала с Молли и другими охотниками, обсуждая, как организовать патрули и выставить дозорных на всю ночь. Стайка женщин окружила старушку, жалостливо воркуя над ней. Она отвечала на их вопросы тихим дрожащим голосом: да, она гребла в лодке вдоль берега, но заблудилась; да, за ней гнался человек в черном плаще; нет, она не знает, куда он подевался. Ее взгляд то и дело останавливался на мне. Я старалась не смотреть нее, но все равно чувствовала чужое внимание, липкое, как паутина.