Мика Ртуть - Сумрачный дар [СИ]

— Дайм! — прервал его Бастерхази, коснувшись открытой ладонью разделяющего их стекла. — Дайм, пожалуйста, не надо.

Проклятье. Это «пожалуйста» и свой ответ Дайм тоже помнил. Так хорошо помнил, что сейчас все волоски на теле поднялись дыбом, а по спине прокатилась волна азартной дрожи.

— Ты… — Дайм сглотнул внезапно пересохшим горлом.

— Я не лезу в твои дела с братом. Хочешь лгать ей — на здоровье. Я всего лишь подарил ей химеру…

— И пытался отыметь и привязать ее к себе, — продолжил за него Дайм.

— Ты хочешь, чтобы ее получил Люкрес? — В голосе Бастерхази послышалось рычание пламени. — Если да, так и скажи, мой светлый шер. Ну, давай. Попроси меня отдать ее Люкресу, клянусь, я…

— Заткнись!

Дайм ударил ладонью по зеркалу — и замер, проглотив «я не могу».

Проклятье. Он почти себя выдал. Почти подписал себе смертный приговор.

А Хиссово отродье смотрело на него понимающе и с сочувствием, как будто знало… Нет, не может Бастерхази знать! Темнейший так же клялся перед Двуедиными, что никому и никогда не скажет о печати верности! Он бы сдох, нарушив клятву.

Как сдох бы Дайм, рассказав о своей печати Бастерхази.

— Ладно, — внезапно покладисто кивнул Бастерхази, и Дайму показалось, что он сквозь зеркало чувствует тепло его ладони. — Мне нужна не Шуалейда, мой светлый шер. И если ты попросишь — я не приближусь к ней до ее возвращения в Суард. Видят Двуединые.

Вспышка Света и Тьмы подтвердила: боги приняли клятву.

А Дайм понял, что вообще перестал что-либо понимать. Но раз ему предложили — не станет отказываться.

— Да. Я прошу тебя, мой темный шер. Не приближайся к ней до того, как она вернется в Суард.

— Я не могу отказать тебе, когда ты просишь, мой светлый шер. — У шисова Бастерхази разве что в зрачках не светилась надпись: я помню так же хорошо, как и ты. — Видишь, как все на самом деле просто.

— Что тебе на самом деле нужно, Бастерхази?

— То же, что и тебе, Дайм. Свобода. И еще кое-что.

— Еще — что?

Бастерхази покачал головой, глядя Дайму в глаза.

— То же, что и тебе.

— Хватит юлить. — Дайм уперся лбом в зеркало, а может быть, в лоб Бастерхази, их ладони касались уже по-настоящему, даже чувствовалось пахнущее вином чужое дыхание, и казалось, еще чуть, и кто-нибудь из них шагнет через зеркало. — Хоть раз в жизни скажи правду, Ро…

С громким звоном зеркало рассыпалось, в комнате замигали взбесившиеся фейские груши, и охранная система его покоев лопнула, как мыльный пузырь.

Бастерхази, разумеется, никуда не шагнул — это невозможно, ходить через зеркала на тысячи лиг. Просто связь прервалась.

А в султанском дворце поднялся переполох: кто-то закричал, забегал, захлопал дверьми. Даже вроде гарью запахло.

О боги, только бы не пожар! Если шисом драный Бастерхази устроил пожар и загубил три месяца сложнейшей работы Дайма, ста двенадцатью смертями он не отделается!

Причина переполоха и грядущего изгнания Дайма из Сашмира нашлась сразу. Лопнула не только система безопасности его покоев, рухнула вся охрана дворца, включая тюрьмы, зверинцы и сокровищницы. Не совсем рухнула, все же запас прочности у нее был хороший, ставили-то еще до Мертвой войны. Но давно не подпитывали, так что она не выдержала. Да сущей ерунды не выдержала! Подумаешь, какой-то темный шер Бастерхази…

Ровно когда Дайм дотянулся до сгоревшей связи и начал ее восстанавливать, в его покои прибежал молочный брат султана. Именно прибежал, а не торжественно явился, колыхая тремя подбородками. Двое султанских кшиасов вбежали следом и замерли у дверей, пугая Дайма обнаженными саблями и зверскими рожами. Глупо. По сравнению с вампирским семейством, которое Дайм лично выжег в позапрошлом году, живые и бездарные кшиасы — что-то вроде полевых ромашек.

— Не соизволит ли свет очей… — начал толстяк, мечущийся между страхом перед своим венценосным братом и послом императора, который внезапно начал оправдывать все те жуткие истории, что о нем рассказывали.

— Короче, — оборвал поток велеречивых любезностей Дайм; толстяк мешал, как назойливая муха, особенно мешал его беспорядочный страх.

— Прошу прощения, светлый шер. Султан желает… просит вас пожаловать…

Нормальная речь, без витийств, давалась толстяку нелегко, но Дайму было плевать. Лишь бы ничего не упустить и не перепутать, а то как-то не хочется самому становиться умертвием или еще какой немертвой дрянью вместе со всеми обитателями дворца.

— Ладно, пожалую, — отмахнулся Дайм.

Молочный брат султана не понимал, что именно Дайм делает, но догадывался — колдует. Страшно и ужасно колдует, вон все кругом светится и трещит. Наверняка сейчас дворец обрушится им всем на головы, а он так и не успел попробовать новую наложницу!

— Простите… его величество ждет…

Картинка султана, лично вспарывающего ему кишки, вспыхнула в уме толстяка и забила все остатки разумных мыслей.

— Закончу — приду, — рявкнул на него Дайм, ставя ментальный блок: невозможно работать в такой обстановке!

Толстяк отшатнулся и затрясся, но из комнаты не вышел. Но хоть заткнулся и больше не жужжал.

Без жужжания Дайм наскоро залатал разорванное, подпитал истощившееся и проклял жлоба-султана. Это все надо было приводить в чувство еще сто лет назад, а лучше — двести! Но виноват все равно Бастерхази. Из-за него Дайм провалит переговоры и хорошо, если не обвалит дворец. Хиссово отродье!

В личные покои султана он пожаловал через полчаса, по дороге измышляя сто тринадцатый, самый медленный и мучительный способ казни Бастерхази. К примеру, похоронить его заживо под развалинами этого дворца и заставить тысячу лет выслушивать витиеватые стенания султана и его лизоблюдов, а заодно вместе с толстяком каждую минуту переживать очередную мучительную и позорную смерть. И откуда берутся такие трусы!

Трусливый толстяк и десяток кшиасов держались сильно позади. Вид Дайма лезть ближе не располагал: взъерошенный, злобный, весь в статической энергии — бездарные видят ее как цветные искры и разряды. А плевать. Он уже нарушил весь этикет и протокол, который только было возможно, и растоптал хрупкое, дери его во все дырки, доверие султана.

Сам султан расхаживал по комнате, нервно взмахивая кривой саблей. Совет в полном составе лежал ниц, один из советников — в луже крови и без головы, она валялась в полудюжине локтей от тела и пялилась в потолок вытаращенными глазами.

— Вы желали меня видеть, — начхав и на протокол, и на саблю в руках султана, с порога рявкнул Дайм.

Не то чтобы он хотел именно рявкнуть, но иначе не получалось. Магия бурлила, по-прежнему грозя снести в Ургаш систему безопасности, а с ней весь дворец, и удерживать ее получалось с большим трудом и только на волне злости. Сейчас чуть упусти контроль, и будет вам еще одна аномалия. Имени Бастерхази. А из нервного султана и его советников получатся отличные умертвия или еще какая дрянь.