Кристина Генри - Девушка в красном [litres]

– Мы же точно не знаем, – возразила Краш.

– Нет, знаем, – ответила мама. – До бабушкиного дома мне не дойти. Если верить слухам, я протяну всего пару ночей, а чем дольше вы пробудете рядом, тем выше риск заразиться.

– Не смей мне предлагать тебя бросить, – вскипела Краш, поразившись собственной резкости. – Даже не начинай.

– Корделия, – в третий раз повторила мама, а сказанное трижды становится заклинанием, проклятьем, обретает силу необратимого волшебства.

Краш поняла, что ее настоящее имя вырвалось из самой глубины маминой души, ощутила, сколько в нём любви и страсти, какие надежды мать питала, нарекая свое дитя.

– Знаю, ты это имя терпеть не могла, – усмехнулась она, стараясь говорить неторопливо, чтобы не закашляться, даже над переносицей появились морщинки. – Тебе хотелось красивого имени, как у одноклассниц, а Корделия звучало слишком вычурно, но я выбрала это имя, потому что Корделия была очень мужественной. Не падала духом, даже когда от неё отрекся собственный отец из-за того, что она не стала ему лгать и осталась преданной, и вернулась, чтобы его освободить от сестер, даже после того как он её изгнал. В пьесе о ней говорится немного, но ее образ западает в душу. В тебе тоже сразу было заметно что-то особенное.

– Она же в конце умирает, – возразила Краш.

– Мы все, в конце концов, умираем, – ответила мама. – Вопрос в том, как прожить свою жизнь. А ты сильная, моя Корделия. Ты борец и добьешься поставленной цели несмотря ни на что. Но мне не поможет даже твоя воля. Я умру здесь, у себя дома, Делия, там, где я любила твоего отца, вырастила вас с Адамом и свила свое гнездышко. Где я была так счастлива.

Краш перестала перебирать вещи на столе и сжала кулаки.

– Так и знала, нечего было соваться в этот город. Знала же.

– Краш, если маме суждено было заразиться, это могло случиться, где угодно, – заметил отец.

– Только не надо мне втирать эту хрень насчет Божьей воли, – сердито огрызнулась Краш, и мама поморщилась, потому что не одобряла сквернословия и тем более упоминания имени Господа всуе.

– Никакой бог не мог такое устроить. И нас это могло миновать. Маму можно было уберечь от этой заразы.

– Краш, я тебя прекрасно понимаю… – начал отец.

– Нет, не понимаешь, – перебила Краш. – Тебе она жена, а мне мать, ясно? Родная мать. И другой никогда не будет. И если бы тогда я вас убедила сидеть дома, она осталась бы здорова. Не надо было никуда ехать, но, конечно, кто же станет слушать всякий бред чокнутой Делии про заговор властей и смертоносные микробы.

– Делия, – прервала ее мама. – Ты должна меня оставить, собирайтесь вместе с Адамом и уходите, ведь я всё равно не дойду. А у вас еще есть шанс.

– А ты тоже остаешься? Так надо понимать? Останетесь вместе умирать, а мы с Адамом возьмемся за ручки и поскачем вприпрыжку по лесу, как в сказке, роняя хлебные крошки? – выговаривала она отцу таким осуждающим тоном, что самой стало противно.

Она не хотела грубить родителям, вдруг этот разговор окажется последним, но ничего не могла с собой поделать. Как же её разозлила эта бесхребетная покорность судьбе, их отказ от намеченного плана, ведь такого она от них не ожидала. В ее семье малодушию не место, это удел других.

– Как же я могу ее бросить? – медленно, устало проговорил папа. – Я жить без нее не могу.

– Я тоже, – ответила Краш. – А ты от меня требуешь того, чего сам не можешь, хочешь, чтобы мы с Адамом жили дальше без вас.

– Слушай, что я говорю, а не смотри, что делаю, – горько усмехнулся отец. – Родители ведь так всегда говорят, да? И потом, я, наверное, тоже скоро заболею.

Краш пригвоздила его долгим пристальным взглядом.

– А если нет? Что тогда, останешься здесь чахнуть в одиночку или пустишься вслед за нами?

– Нет, – ответил отец.

– Что «нет»? – спросила Краш.

– Ни то, ни другое.

Его решение стало понятно без слов, и эта тяжкая ноша легла на плечи всех троих. Если после смерти мамы он не заболеет, то покончит с собой.

– Всё должно было пойти по-другому, – заявила Краш. – Я же знала, что делать. Знала, и мы не должны были совершить столько дурацких ошибок, из-за которых погибают в книгах. Мы же не такие тупые, как они. Все должны были добраться до бабули целыми и невредимыми и жить долго и счастливо.

– Краш, в жизни не бывает, как по писаному. Это же не сказка, она идет своим чередом.

Случайно запавший в душу отрывок вдруг всплыл сам собой. « Макбет » ей нравился больше всего. Может, потому что Краш любила фильмы ужасов, а « Макбет » – самый настоящий ужастик с призраками, ведьмами и кровопролитием.

– Я и не подозревала, что ты читаешь Шекспира, Делия, – удивилась мама. – Только мне бы не хотелось, чтобы ты действительно считала, будто жизнь не имеет смысла. Даже если я больна, свою жизнь прожила не зря. Я же родила вас с Адамом. Какая-то частица меня продолжится в вас.

– Конечно, я читала Шекспира, – воскликнула Краш, отмахиваясь от остальных маминых слов. Она не хотела продолжать мамину жизнь, пусть лучше мама живет. – Моя мама – известный шекспировед. Попробуй тут не прочитай!

Она прочитала несколько пьес, чтобы лучше понять маму, но тайком, потому что не хотела, чтобы мама-профессор задавала ей вопросы.

Мама плача обняла Краш.

– Мне всегда казалось, что между нами огромная пропасть, которая с годами только растет. А ты старалась навести мосты, да? Жаль, что я поздно это заметила.

В ответ Краш не смогла вымолвить ни слова, пытаясь сдержать застрявшие комом в горле слезы – рыдать было некогда. Только не сейчас. И тут ее осенило – мама тоже уверена в том, что она не заразится, иначе не стала бы обниматься и дышать прямо в лицо.

Краш было суждено выжить, но вместо победного ликования она ощутила лишь тяжкое бремя, которое придется нести до конца своих дней. Единственное утешение выжившего – сама жизнь.

Тут на пороге кухни появился ни о чём не подозревающий Адам со своим неподъемным рюкзаком, и Краш неожиданно разозлилась на него из-за того, что он не в курсе случившегося и принятых нелегких решений, а потом на себя – его же здесь не было, откуда ему знать, что им придется бросить родителей на верную смерть? Стоит, понимаешь, балбес незамутненный, еще и с таким обиженным видом, что прямо сердце кровью обливается.

– Ну что, готов я к вашему дурацкому переселению, – вздохнул Адам. – И всё-таки глупость вы затеяли.

– Значит так, с этой минуты держи своё ценное мнение при себе, потому что идти придется только нам вдвоем, и пока не доберемся до бабушки, чтобы я твоего нытья не слышала, понял? – окрысилась Краш.