Кристина Генри - Девушка в красном [litres]

– Никто из него не вылезал. Я же говорю, это вирус, а вирусы наружу не выползают, сидят себе плодятся внутри.

– Так у него что, от вируса так легкие разнесло? Скорее какая-то зверюга жуткая вырвалась.

Краш не хотелось об этом спорить, в том числе и потому, что ей самой было нужно как следует обдумать все варианты по очереди и разложить по полочкам.

Глядишь, и придется поверить во что-то невероятное. Признать, что из микроскопического вируса получилась тварь, способная на такое. Странное дело, но частенько ее внутренний голос рассуждал прямо как мама, а она начинала с ним спорить, как будто мама со своим строгим видом вдруг оказалась прямо перед носом.

Вот когда созрею, тогда и поверю, чёрт возьми!

А пока она ни фига не созрела. Хотя при маме такое сказать язык бы не повернулся. Мама подобные выходки не одобряла.

Снег, пробудивший Краш ни свет и заря, в Старые Добрые Времена не предвещал ничего плохого. Эти Добрые Времена не такие уж старые, но, когда от непогоды можно было укрыться дома возле печки под теплыми одеялами, из-за пары снегопадов, после которых снег тает, едва коснувшись земли, даже беспокоиться не стоило.

А теперь эти крупные снежинки будили дурные предчувствия. Значит, она не успевает, отстает от намеченного плана, и ее путешествию к бабушке может помешать метель, которую придется пережидать в палатке.

Еще не рассвело, но Краш свернула гамак со спальным мешком и подкрепилась протеиновым батончиком.

Эх, вот бы сейчас блинов, плюшек с начинкой или яичницы с беконом с пылу с жару – чего угодно, кроме этих опостылевших батончиков. Она на всю оставшуюся жизнь, по горло сыта всякими батончиками, даже от шоколадных уже тошнит .

Достав фонарик, она осторожно двинулась обратно к тропе. Точнее, сначала устроила про себя целую дискуссию на добрых пять минут по поводу возможности им воспользоваться, ведь свет заметен издалека и может привлечь кого угодно.

Наконец ей пришла в голову мысль, что тем, кто может оказаться поблизости, тоже придется как-то освещать себе путь, так что она их заметит, выключит свой фонарик, и в такой непроглядной тьме ее никто не найдет.

Пора прекращать зацикливаться на этих дурных мыслях, хватит уже дважды, а то и трижды перестраховываться. Да, в лесу может быть опасно, но не настолько, как в городах или прочих людных местах, об этом забывать не стоит.

Как только она вновь вышла на тропу и сверилась с компасом, то продолжила путь в намеченном направлении. Тусклый холодный свет восходящего солнца едва пробивался сквозь чащу, и эта скупость изрядно нервировала. Вот ведь зараза, трудно ему, что ли, светить как следует, чтобы хоть немного потеплело и перестал валить этот снег.

Еще один день из долгой череды ему подобных она брела по притихшему лесу. Большинство птиц улетело зимовать в теплые края, лишь изредка раздавалось хриплое карканье ворон, перекликающихся с соседями. Вороны ей всегда казались каким-то недовольными, как будто встали не с той ноги, просто у них такой голос. Может, они так серенады поют своим возлюбленным, кто их знает. В общем, в птицах она не разбиралась.

От монотонной ходьбы и однообразия пейзажа – одни деревья кругом, да кусты, да снова деревья – она погрузилась в какое-то забытьё, ни о чём не думая и просто машинально переставляя ноги.

И вдруг впереди что-то шевельнулось – крупнее белки, но не настолько, чтобы опасаться (по нынешним временам любой взрослый человек может представлять опасность).

Она зажмурилась и заморгала, порываясь протереть глаза – вроде показалось, да нет, точно не показалось, – как с тропинки в кусты шмыгнула пара чумазых ребятишек с причудливо вплетенными в волосы листьями.

Сомнения вызывало лишь то, что они промелькнули так бесшумно. Настолько тихих американских детей она ещё не встречала, обычно они носились как угорелые, скакали, падали, надрывались от крика, хохота, рёва, в общем, стояли на ушах. А эти двое скрылись в подлеске почти без звука, что твой бурундук, только листва слегка зашуршала.

Тропинка, где она брела, по обе стороны так заросла кустарником, что ветви переплетались сплошной вечнозеленой стеной. Туда и юркнули дети. Она никогда не видела таких густых зарослей – в городах живые изгороди вокруг цветников нещадно стригли. А здесь они вымахали на три четверти роста Краш (впрочем, надо признать, невысокого) – просто идеальное укрытие, особенно для пары одиноких ребятишек посреди леса.

Краш замедлила шаг, потому что малыши прошмыгнули где-то невдалеке, но где они скрылись, она не приметила. Полагаться на слух не приходилось, похоже, они приучились держаться тише воды ниже травы (полезный навык, когда можно наткнуться на военных или просто недобрых взрослых), так что оставалось лишь разглядывать землю по правой стороне тропинки, не попадутся ли отпечатки маленьких ног.

И всё-таки она чуть не прошла мимо ( да уж, следопыт из тебя никудышный ), просто чудом заметила легкие следы чиркнувших по земле коленок, а перед ними едва различимые отпечатки рук.

Может, они не такие уж малыши, как показалось на первый взгляд. Уж больно шустро ползают на четвереньках, вот она и приняла их за дошколят.

Она осторожно встала на правое колено и оперлась на левую ногу, как футболисты на совещании перед началом периода. С надетым протезом наклониться до самой земли было трудно, но ей удалось разглядеть под ветвями утоптанную борозду.

Она было собралась распластаться ничком, чтобы заглянуть вглубь, но подумала, что если ребятишки бросятся наутек из своего укрытия, то так и затоптать могут. Поэтому просто осторожно раздвинула ветви, надеясь их не спугнуть.

– Не бойтесь! – сказала она.

Под естественным навесом из ветвей оказалась просторная брешь, похожая на пещеру, в дальнем конце которой, футах в пяти от входа, съёжились двое ребятишек. У них под ногами птичьим гнездом валялся комок замызганных одеял, а рядом расстегнутый рюкзачок, похоже, бывший школьный ранец, в котором поверх грязного тряпья виднелись батончики с мюсли.

Определить возраст ребятишек было нелегко, особенно по чумазым мордашкам и не имея представления о росте, – на первый взгляд лет восемь-одиннадцать, а насчет пола она и гадать не стала – оба одинаково заросшие, всклокоченные, как будто с самого начала кризиса в глаза не видали ни воды, ни расчески.

Они забились в угол, обхватив друг друга исхудавшими ручонками – ни курток, ни шапок, в одних тонких футболках, наверное, мерзли даже под одеялами. Интересно, давно ли прячутся в лесу, и удавалось ли им чем-то поживиться кроме этих батончиков.