Ровенна Миллер - Испытание [litres]

Теодор поднялся и принялся чистить светло-серый камзол с оплетенными шелком пуговицами. Камзол был изумителен и подогнан по фигуре, но не вполне шел Теодору, предпочитавшему одеяния цвета закатного солнца, богато украшенные вышивкой.

– Во мне нет ненависти к галатинским крестьянам, – вырвалось у меня.

– Ты о чем?

– О действии чар. Во мне нет ненависти к галатинским крестьянам. А у тебя?

– Нет, – после минутного размышления сказал Теодор. – Думаю, либо чары скоротечны, либо способность к волшебству убивает действие чар на корню.

– Либо эти чары просто усиливают уже имеющиеся чувства. Полагаю, будущий король Галатии не должен признаваться, что питает ненависть к крестьянам Галатии. Однако, по-моему, ты всегда к ним хорошо относился, так?

Я вопросительно взглянула на него. Теодор приподнял бровь.

– Ни сейчас, ни прежде – никогда я не вынашивал темных замыслов против галатинского крестьянства.

– Так же, как и я. – Я скупо улыбнулась, одобряя его политические взгляды. – Вопросов больше, чем ответов. Как ни крути. Например, – загнула я палец, словно пересчет всех стоящих перед нами загадок помог бы хоть как-то приблизиться к их разгадке, – как давно все это продолжается? Мне кажется, поначалу магию использовали для вполне невинных целей, только чтобы усилить впечатление от колдовских фокусов.

– Возможно. Или не для вполне невинных – люди когда-то верили в силу колдунов и боялись их, и эйниры использовали магов, чтобы держать народ в подчинении. Не перечь эйниру, не бунтуй, иначе он напустит на тебя колдуна. – Теодор расстегнул последнюю пуговицу на камзоле и сбросил его с плеч. – Что будем делать? – вот в чем вопрос.

– Мы? Делать? – горько усмехнулась я. – Что мы можем сделать, когда нам нанесен сокрушительный удар? Надеюсь, ты не собираешься объявлять всем, что ты – принц-чародей? А мне нельзя даже обмолвиться, что я побывала на представлении. Да и в любом случае никто мне не поверит – что значит мое слово против слова серафского двора?

– Верно, – вздохнул Теодор, – но не совсем. Представляешь, сколько решений было принято под влиянием чар за все эти годы?

– А теперь они пытаются натравить делегатов саммита на реформы Галатии, на ее законы.

Я расстегнула булавки на платье – страшная жара вкупе с невероятной усталостью давали о себе знать. Теодор обернулся, рубашка прилипла к его спине.

– Чертовы серафцы, – буркнул он, надевая камзол и застегиваясь. – Итак, нам дали понять, чью сторону они примут в гражданской войне. И чью сторону, как они надеются, примут и все остальные.

Той ночью я, Аннетт и Теодор засиделись допоздна, планируя отъезд в Галатию. Адмирала Мерхевена и его леди мы решили оставить в Серафе – пусть себе представляют интересы нашей страны на саммите. Однако участь четы Мерхевенов волновала меня меньше всего на свете. Я всем своим сердцем стремилась вернуть Теодора в Галатию, надеясь, что он при поддержке своего отца созовет Совет дворян, вдохнет новую жизнь в реформы и предотвратит гражданскую войну.

А затем вдруг настало утро. Собравшись с силами, каковых у меня осталось не так уж и много, я облачилась в свой любимый жакет цвета морской волны, пошитый на манер солдатского мундира. Нам предстояла битва. И хоть боец из меня был еще тот, я собиралась драться до последнего. От мысли, что чары или проклятия можно призвать на дипломатическую службу и с их помощью без особого труда устранить любого, кто встал на пути, у меня сдавило грудь больнее, чем от небрежно зашнурованного корсета.

Вместо туфель я надела шелковые тапочки, выскользнула в холл и тихо-тихо, на цыпочках, прокралась к залам, где велись заседания и переговоры. Однако в гулком атриуме дорогу мне преградила толпа дам: леди Мерхевен, Аннетт, Дуана и дюжина серафок, галатинок и экваторианок. Глаза их метали молнии, шепот голосов эхом перекатывался по коридору с высокими сводами. Внутри Аннетт все явно кипело от гнева: лицо ее было непроницаемо, словно маска, однако кулаки с остервенением вцеплялись в складки платья. Интересно, что потревожило это осиное гнездо? Не я ли ненароком, отказавшись прогуляться с ними этим утром?

– … Проклятиями, – донеслись до меня слова, громким эхом отскочившие от мраморных стен. Произнесла их довольно высокая серафка в изящном декольтированном платье, накинутом поверх белой хлопковой сорочки – удачное сочетание галатинского стиля и западно-серафской чувственности. Аннетт, не видя меня, упрямо тряхнула головой, готовясь ринуться на мою защиту.

– К тому же она пеллианка, – фыркнула дама из Восточного Серафа. – Говорят, она родилась в Галатии, но, право, какое это имеет значение? Ей здесь не место. Это неприлично.

– Попросту непристойно. И подумать только – будущий король Галатии собирается жениться на презренной эмигрантке, пренебрегая союзами, которые бы упрочили положение как Галатии, так и любой из наших стран, – отозвалась высокая серафка.

Я шаркнула тапочками по мраморному полу, и леди Мерхевен вскинула на меня глаза.

– Достопочтенные леди, – нарочито громко воскликнула она, отводя от меня взгляд, – предлагаю пройти на террасу и выпить чаю, не возражаете?

– А ваша… землячка составит нам компанию? – спросила дама из Западного Серафа, явно давая понять, что мое присутствие не желательно.

– Это уж ей решать, Эйфе, – холодно ответила леди Мерхевен.

– К сожалению, я занята, – тихо прошептала я, затем, немного осмелев, добавила: – Не знаю, какие слухи тут обо мне распускают, но я не накладываю проклятий.

– Чего не знаю, того не знаю, – вскинула плечи Эйфе, – однако вы зашли слишком далеко, изучая искусство проклятий в нашей библиотеке.

Я чуть рот не открыла от удивления – кто доложил ей о моих поисках в библиотеке? Неужели Альба шпионила за мной в университете, когда я заметила ее на улицах Изилди? Или кто-то другой не спускал с меня глаз?

Что ж, в любом случае мои походы в библиотеку отрицать бесполезно.

– Да, я воспользовалась вашим библиотечным кладезем мудрости и приветливостью ваших ученых. Но меня интересовали не проклятия.

Дуана, до сей поры сдержанная и не желающая, казалось, возводить напраслину на кого бы то ни было, нахмурилась.

– Но тогда почему, – спросила она, – вы изучали работы, посвященные наложению проклятий?

– Да потому что ни о чем другом в древних пеллианских текстах не говорится! – рявкнула я, но тотчас же взяла себя в руки. – Меня интересует магия. Древние пеллианцы практиковали проклятия. Я – нет.

– Это вы так говорите, – накинулась на меня Эйфе. – Поразительно, как можно допускать на саммит простолюдинов-чародеев! Да вы ведь всех нас проклясть можете!