Дарина Стрельченко - Лавочка мадам Фуфур [litres]

Этими немудрёными мыслями я развлекался, пока шёл по длинной кленовой аллее к резным воротам. Веник, Иляна и Ракушка остались по ту сторону белой черты, обозначавшей вип-зону, и глядели мне вслед. Дальше Фуфур их не пустила, да никто и не рассчитывал: возможно, окажись мы с Веником здесь вместе, мы бы сумели прорвать защитный купол изнутри. Но мадам не хотела рисковать: слишком многое было поставлено на карту. К тому же она, кажется, до последнего не верила, что я способен сам, по доброй воле к ней прийти.

Всю дорогу вдоль аллеи я чувствовал напряжение, пропитавшее воздух на манер тревоги перед грозой, – она боялась, что я развернусь и убегу.

Не то чтобы это сильно ударило по её планам, я уверен, Фуфур тотчас придумала бы что-то другое. Но моя покорность совершенно развязывала ей руки. Больше никаких тонкостей, никакой челночной дипломатии и уговоров. Я добровольно отдавался ей взамен на неприкосновенность троицы у ворот и моей мамы. А ещё… Эх. При таком раскладе Фуфур досрочно выходила победительницей, сумевшей меня сломать, – это если говорить без дипломатических примочек и тактичных оборотов. Я чувствовал себя желейным человечком, который от стыда и страха вот-вот растечётся вдоль выложенной аккуратной крекерной плиткой тропинки.

Не самое уместное ощущение. И не самое приятное.

А ещё – помните истории об этих отважных героях, которые запирают себя в клетке со львами? О тех, кто бесстрашно шагает в темноту подземелий, к опасным и хитрым врагам? О сказочных дурачках, таких наивных и храбрых, которые не боятся злых старух, отправляются на лопате в печь и поступают в услужение клыкастым колдуньям на тридцать лет и три года? И… нет, нет и нет. Я не чувствовал себя ни одним из них.

Скорее, я словно бы стоял на краю платформы Западного Зелёного – на том краю, куда пассажирам уже нельзя, но где ночами, пока составы спят, копаются техники и наладчики. Я не был ни техником, ни наладчиком, у меня не было страховки и знаний, как поступить, если угодишь на рельсы… Был только небольшой шанс бухнуться в жёлоб лицом вниз, головой к поезду, и верить, что состав пронесётся, не замедлив хода, и не зацепит ни ребристой стенкой, ни встречным потоком воздуха.

И вот я стоял, уцепившись за перильца, и глядел, как головной вагон движется прямо на меня… Не самое уместное ощущение. И не самое приятное.

Всё оказалось куда проще, чем я полагал. Не удалось даже растравить себя последним взглядом на друзей: стоило подойти к крыльцу, как земля подо мной разверзлась, и я угодил в тёмный крутой тоннель. По пути меня вырубило – возможно, меткий выстрел транквилизатором, а может, банально приложился к стенке.

Очнулся в просторном кабинете, полном света и воздуха. Надо мной, руки в боки, стояла мадам Фуфур. Вот и всё, вот я и пришёл к ней в гости.

– А я думал, ваш офис в подземелье, – просипел я, проверяя, целы ли ноги.

– Так оно и есть, – в тон мне ответила мадам и повела рукой в сторону окон. – Первосортные иллюзорные капсулы. И погода по заказу.

– Да врёте вы… – поднимаясь и стараясь сохранять, насколько это возможно в такой ситуации, достоинство, сказал я. – Но неважно. Вот он я. Пришёл. Сам.

– Вижу. Ляна молодец.

– Прежде чем скажу хоть что-то ещё, требую гарантии безопасности моих дру…

– Вот ваши гарантии, – кивнула Фуфур, подавая три листа бумаги. Я взял, повертел в руках, перевернул. На каждом было всего по строчке.

«Шаг в точку с сохранением состояния».

«Шаг в точку с сохранением двойника».

«Шаг в точку с перезаписью».

– И что это значит?

– Это значит, я планирую научить вас всем трём вариантам. Пригодиться может каждый, тут роль играют нюансы…

– Вы хотите соблазнить меня знанием? – запоздало удивился я. – Чтобы я забил на друзей, польстившись на какие-то ваши шаги?

– Не «какие-то шаги», а шаги во времени, – наставительно поправила она. – А кроме них – воплощение фантомов, иллюзирование живой материи, обострение восприятия… Кое-что ещё по мелочи. Например, хоть сейчас могу дать вам ту чашку кофе, что вы так и не распробовали до конца утром…

И вправду с этой чашкой что-то нечисто. Мне ведь уже приходила эта мысль: каждый глоток – новая способность. Почему я позабыл об этом?.. Слишком бурно завертелись события?..

– И сейчас позабудете, – кивнула Фуфур, вкладывая мне в руки пластиковую плашку, похожую на пропуск. – А то перевпечатлитесь. Это, – кивок на плашку, – ключ от здешних дверей. И вообще, в широком смысле ключ от всех здешних возможностей. Прежде чем открыть, придётся научиться пользоваться. Но вот те две доступны уже сейчас. Вон, зелёные.

Что за сюрреализм? Что вообще происходит?

Фуфур выжидающе глядела на меня. Я опустил взгляд на плашку: сиреневая пластиковая карта, серебристая микросхема сбоку, несколько диодов вдоль широкой стороны. Два из них светились: один сиял изумрудной зеленью, другой едва мерцал золотисто-зеленоватым светлячком.

– Который? – глупо переспросил я.

– Да обе, – с лёгким раздражением ответила Фуфур. – Тот, что сильнее, – ваша склонность и готовность к временным шагам. Что послабее – влечение к Катерине.

– К-какой?..

– Показать?

Я стоял с раскрытым ртом, зажав в руках бумаги и плашку, и глядел, как открывается боковая дверь, а через неё в укрытый иллюзиями офис Фуфур входит Катарина-Женевьева. Чем-то неуловимо похожая на Иляну. А я и не замечал.

– Ну, прогуляйтесь, – словно императрица племянникам, разрешила нам Фуфур. – Катя, лучше по саду. Не води к станции, вдруг решит уехать. Есть ещё что с ним обсудить.

Мы шли по саду, в котором едва распускались яблони. Катя сорвала и сжала в ладони белый, с зеленоватой кромкой цветок; разлился острый аромат незрелых яблок.

– Тоже иллюзия? – глядя на цветы, спросил я.

Катя со слабой улыбкой кивнула.

– Расскажи о ней, – попросил я. Пробормотал: – Такое ощущение, словно мы виделись не вчера, а тысячу лет назад.

Чем больше событий этого дня наслаивалось друг на друга, тем глубже я увязал в хаосе происходящего. Даже позабыл, что Катя не в курсе, что год канул в никуда. Это я вчера разговаривал с ней. Она меня даже не видела. Строго говоря, теперь она меня даже не знала.

Какая путаница…

– О ком? – несмело спросила Катарина.

– Что?..

– Рассказать о ком?

– Ну, о… о себе, – резко переориентировался я. Редко выпадает шанс познакомиться с человеком дважды.

Она ещё раз улыбнулась, и я снова увидел в ней ту девушку в кожаной куртке и огромном шарфе, всю в снегу, шагающую сквозь метель бок о бок с моим другом.

Теперь, в этой кривой, обрезанной на год реальности, Катя не сделала ни для меня, ни для Веника ничего дурного. А значит, вновь оказалась той хрупкой незнакомкой в огромной шарфе. «Там дикий снежина», – помнится, написал мне Вениамин в день нашего знакомства…