Рику Мисора - Сага о бездарном рыцаре 3

Судя по информации на обратной стороне упаковки, их калорийность как раз составляла норму взрослого человека, однако Икки, рыцарь и просто растущий организм, страдал от постоянного голода.

Кроме того…

— И как всегда никакой воды.

Его ограничивали в потреблении жидкости.

Вода, которую ему должны были приносить, волшебным образом улетучивалась.

А встроенный туалет не работал уже несколько недель.

Очевидное лишение средств к существованию.

Безусловно, на слушаниях его не поили, но дважды в день — по пути к залу слушаний и обратно — заводили в туалет и душевую, где парень поглощал столько воды, сколько вмещал желудок.

«От такой жизни любой зачахнет. Я сражаюсь один в логове врага, в плотном кольце. Но это ерунда. Я привык к такому. Ведь я всегда был один. Ни на кого не полагался, учился самостоятельно. Так что да, не впервой».

Икки закрыл глаза и вспомнил, как уходил в горы, где его никто не видел, и размахивал мечом.

« Такпрошла большая часть моей жизни. Я давно смирился с одиночеством и всеобщей враждебностью…»

Никакие методы Акадзы и его помощников не могли сломить стержень его закаленной воли.

«Продержусь, куда денусь. Тем более рано или поздно император Вермилион захочет видеть меня. Держу пари, он не оставит в покое парня, который посмел посягнуть на его любимую дочь. Дотерпеть до разговора с ним и всё, свобода».

Комитет этики будет вынужден отступить.

«Хотя нет, какая свобода, тогда-то и начнётся вся напряжёнка. Мне придётся получать одобрение отца Стеллы. Это важнейшее событие в моей жизни. Ох, я уже распереживался!.. Но сбегать нельзя! Когда я влюбился в Стеллу, то решил, что больше никогда ни от чего не буду убегать. Так, как бы всё лучше устроить? Может, надеть костюм и причесаться… на пробор? — он представил это и ужаснулся. — Вай! Страх-то какой! Я так на офисного клерка похож!»

Он поспешно стёр из головы собственный образ.

«Но внешний вид не так важен. Главное — это то, как выразить свои намерения. Хитрить нельзя. Так я только подорву доверие. Наверное, лучше встать прямо перед ним и изложить то, что лежит на душе. Надо бы попрактиковаться, да?..»

Хитрить нельзя, но порепетировать всё-таки надо.

Икки прикрыл глаза и вызвал в памяти лицо императора Вермилиона — Стелла как-то показывала ему фотографию отца, и он запомнил.

Это был могучий двухметровый мужчина, величавый, как лев, с густой гривой огненно-красных волос, бакенбардами и бородой.

Парень по крупицам собрал его образ, открыл глаза… и увидел его прямо перед собой.

Конечно, император был ненастоящим — иллюзией, порождённой предельной концентрацией.

Икки воспользовался одной из базовых техник боевых искусств и представил своего вероятного противника, чтобы «обменяться с ним ударами».

Однако чем выше мастерство практиканта, тем реальнее получается образ. Взгляд, пульс, температура — всё это становится практически реальным.

«Я даже слышу, как бьётся его сердце. Он точно иллюзорный?» — засомневался Икки.

— …

Суровый мужчина молчал, лишь сверлил его пристальным взглядом багровых, как и у его дочери, глаз.

Куроганэ ощутил мощное давление, вспотел, а в горле пересохло.

«Если я спасую перед выдумкой, то от настоящего просто сбегу…»

Он сделал глубокий вдох, посмотрел императору прямо в глаза… рухнул на колени и ударил лбом об пол.

— Прошу у вас руку и сердце вашей дочери! — выпалил он.

И…

— Ты не получишь мою дочь, — раздался тяжелый голос.

«Недостаточно серьёзно? Нет, нет-нет-нет-нет. Стоп. Сто-оп. Каким бы настоящим он ни казался, иллюзия останется иллюзией. Она нема. Но кто мне ответил?»

Икки поднял голову.

— Ты никогда не получишь мою дочь, — холодно глядя на него, повторил Ицуки Куроганэ.

— О-о-о… Оте-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ец?!

Какой-то работник принёс стул, поставил его около стола и удалился.

Ицуки сел на этот стул, Икки нервно опустился на свой.

— …

— …

Минут пять они сидели в тишине.

«К-как-то неуютно… — подумал Икки, чувствуя, как по спине катятся холодные капли пота. — Ну да, мы с ним не виделись с моего пятого дня рождения. Я был совершенно не готов к такому. Вот о чём теперь говорить, как на него смотреть? Хотя нет, важнее то, зачем он пришёл сейчас?»

Он взглянул на каменное лицо отца и уже открыл было рот…

— Икки, — проговорил Ицуки.

— Д-да? — вздрогнув, сорвавшимся голосом выпалил тот.

Его сердце пропустило удар.

«О чём… пойдёт речь? Я очень мало с ним общался, поэтому даже направление предсказать не…»

— Ты любишь Сидзуку как девушку?

— Бфх!

— И думать забудь. Это инцест. Ваши дети будут уродами, не говоря уже об этической стороне вопроса…

— С-стой-стой-стой! Я просто репетировал встречу с родителями Стеллы! Конечно, я люблю Сидзуку, но как сестру и только!

— Ясно. Тогда ладно.

«Ух, это было опасно. Отец у меня тот ещё. На полном серьёзе читал мне нотацию. Ну, хотя я встретил его не самым однозначным способом…»

Как бы там ни было, напряжение между ними немного ослабло.

Икки собрался с силами и спросил:

— М-м, отец, зачем ты пришёл?

— Захотелось. Я в любую минуту могу повидаться с сыном, стоит только сесть в лифт. Так почему бы и нет?

— А, понятно.

«Не пойму, правда это или нет. Отец всегда хмурится, поэтому по его глазам прочесть что-нибудь невозможно… Стоп, а это что?»

Сердце забилось быстрее.

Кровь прилила к щекам, кожу начало покалывать.

«Неужели я… радуюсь?» — анализировал свои чувства парень.

В конце концов, они не виделись целых десять лет.

Ицуки ровным тоном продолжил:

— Смотрю, дела у тебя идут в гору.

— О-о чём ты?

— О результатах отборочного тура в Хагуне. Насколько я знаю, ты одержал шестнадцать побед и ни разу не проиграл.

— А, да… Семнадцать, если считать вчерашний бой здесь.

— И противники тебе доставались не самые слабые… Я впечатлён.

— Э…

«Я не ослышался? Неужели он… похвалил меня?»

Икки отказывался верить своим ушам.

Его охватило необъятное чувство радости.

Наконец-то он увиделся с отцом и услышал его голос.

Конечно, Икки до сих пор любил его, и поэтому ответил Стелле: «Я до сих пор надеюсь, что когда-нибудь мы найдём общий язык».

В любом случае, Ицуки был и оставался его отцом.

Ребёнок не может ненавидеть своих родителей, как бы те его ни презирали, как бы ни измывались над ним, как бы ни ненавидели.

Икки не был исключением.

«Я знаю, что отец стоит и за слушанием, и за заключением, но всё же… Он смотрит на меня, разговаривает со мной. Как тут не радоваться? Неужели… сейчас он признает меня? Услышу я „ты ни на что не годен, вот и не высовывайся“ или всё-таки что-нибудь другое?»