Стивен Эриксон - Дань псам. Том 2 [litres]

Ох, Бэйниск, в городе… там мамы…

Он замолк – Бэйниск больше не дышал. Его переломанное тело неподвижно распласталось на острых камнях, голова тяжело давила на колени Драсти.

Давайте оставим их.

Город, ах, город. Сумерки сгущаются, просыпаются голубые огни. Фигуры стоят на кладбище среди даруджийских склепов и молча наблюдают, как рабочие снова запечатывают двери склепа. Над головой порхают скворцы.

Внизу у гавани женщина легко шагает к пристани, глубоко вдыхает грязный воздух и отправляется на поиски сестры.

Ожог и Лефф нервничают у ворот усадьбы. В эти ночи они почти не разговаривают. Торвальд Ном не находит себе места. Он не уверен, нужно ли идти домой. Ночь началась странно, тяжело, и нервы его не в порядке. Мадрун и Лазан Двер бросают кости о стену, пока Наученный Замок на балконе ведет наблюдение.

Ваза Видикас сидит в своей спальне и держит в руках стеклянный шар, глядя на спрятанную в хрустальной сфере луну.

В комнате над таверной Дымка сидит рядом с неподвижным телом любовницы и всхлипывает.

Внизу Дукер медленно поднимает взгляд на Рыбака, который, обняв лютню, запевает.

В таверне «Феникс» старая, изнуренная женщина, поникнув головой, шаркает в свою каморку и опускается на кровать. Бывало на свете так, что любовь не находила голоса. Бывали тайны, так и не раскрытые, и что толку? Она не была томной красавицей. Она не блистала умом. Ей то и дело изменяла храбрость – но только не сейчас, когда она ведет острыми лезвиями по запястьям, под нужным углом, и наблюдает, как утекает жизнь. Ирильте кажется, что этот последний жест – лишь формальность.

Через Двуволовые ворота Беллам Ном выходит на дорогу. Из лачуги прокаженных доносятся всхлипывания. Ветер стих, запах гниющей плоти висит густой и неподвижный. Беллам Ном торопится проскочить мимо, как любой юнец на его месте.

Гораздо дальше по дороге Резчик скачет на коне, украденном из конюшни Колла. В груди кипит гнев, но застывшее сердце подобно холодному камню.

Сегодня утром он сделал глубокий вдох, полный любви.

И теперь – выдох, черный от горя.

Теперь, похоже, исчезло все, пропало внутри него безвозвратно. И все же перед мысленным взором – женщина.

Призрачная, завернутая в черное, темные глаза не отпускают его.

Не туда, любимый.

Он только трясет головой в ответ. Трясет головой.

Это не мой путь, любимый.

Он скачет дальше.

Я подарю тебе мое дыхание, мой милый. Возьми.

Держи мое, как я держу твое. Поверни назад.

Резчик снова трясет головой.

– Ты оставила меня.

Нет, я дала тебе выбор. И выбор остается. Любимый, у тебя осталось место, куда ты можешь вернуться, когда будешь готов. Найди меня. Разыщи меня.

– Сначала это.

Возьми мое дыхание. Но не туда, не туда.

– Слишком поздно, Апсал'ара. Всегда слишком поздно.

Душа не знает большей муки, чем вдох, начавшийся с любви, а кончившийся горем. Но есть и другие страдания, их много. Они появляются по своей воле, и жить среди них значит не понимать ничего.

Кроме, пожалуй, одного. В любви горе – это обещание. Это верно, как Худов кивок. Будет много садов, но этот последний очень тих. Он не для любовников. Не для мечтателей. А только для одной фигуры, которая стоит, одинокая, во тьме.

И делает один только вдох.

Каменные лица, и никто не смотрит на Нимандра. Для них его горе – слишком холодное, слишком странное. Он не проявил особого потрясения, ужаса, волнения. Принял известие о ее смерти, как командир выслушивает доклад о гибели солдата; и лишь Араната – в краткий миг прояснения – только кивнула ему с мрачным одобрением.

Лицо Клещика застыло от предательства, когда ошеломленное неверие пропало; и близость, которую он всегда ощущал с Нимандром, теперь внезапно сменилась непреодолимой пропастью. Ненанда уже наполовину вытащил меч из ножен, только никак не мог решить, кто больше заслуживает его удара: Чик или Нимандр. Чик – за то, как пожал плечами, показав им осыпавшийся край утеса, где, видимо, она потеряла опору. А Нимандр – за то, что стоял с сухими глазами и молчал. Десра, расчетливая, эгоистичная Десра, заплакала первой.

Клещик заявил, что хочет спуститься в пропасть; это был всего лишь сентиментальный жест, который он почерпнул, живя у людей, – желание увидеть труп, возможно, даже похоронить тело Кэдевисс под камнями – и его предложение было встречено молчанием. Тисте анди не испытывают уважения к трупам. Ведь не будет возврата к Матери Тьме. Душа улетела в бесконечные одинокие блуждания.

Вскоре они двинулись в путь; Чик шел первым по грубой тропе. По бокам пиков скользили облака, как будто горы сбрасывали белые мантии, и вскоре легкие наполнились холодным и сырым воздухом, тучи поглотили мир.

Оскальзываясь на гладких ледяных камнях, Нимандр брел следом за Чиком – хотя того уже и не было видно; с тропы деваться было некуда. Нимандр спиной чувствовал нарастающее слой за слоем осуждение от Десры, от Ненанды и хуже от всего – от Клещика; казалось, этот груз никогда не растает. Хотелось, чтобы Араната заговорила, шепотом поведала правду всем, но она молчала, как призрак.

Они все в смертельной опасности. Их нужно предупредить, вот только Нимандр представлял последствия. Прольется кровь, и нет уверенности, что кровь именно Чика. Нет, не сейчас, когда Чик может явить гнев бога – или чем он там одержим.

Кэдевисс поделилась с ним своими подозрениями еще в деревне у озера, и то, о чем он и сам думал, превратилось в уверенность. Чик пробудился, но неявно, словно за вуалью. Да, он и прежде демонстрировал презрение к Нимандру и остальным, но теперь все иначе. Что-то глубинное изменилось. В новом презрении читались голод, алчность, словно Чик видел в них только куски мяса, ожидающие, когда потребуются.

И все же Нимандр понимал, что Чик набросится на них, только если его зажать в угол, спровоцировать. Как сделала Кэдевисс – а ведь Нимандр предостерегал ее. Нет, они еще нужны Чику. Им по пути . А что дальше – и сами боги не знают. Владыка Аномандр Рейк не терпел выскочек. Он не страдал от нерешительности, а в милосердии самый скупой скряга не сравнился бы с ним в сдержанности. А слова Чика о том, что он своего рода посланец Матери Тьмы, тут даже и не особо важны, разве что бог внутри воина собирается захватить саму Мать Тьму.