Стивен Эриксон - Дань псам. Том 2 [litres]

– Что? Что там?

– Снова этот проклятый медведь.

Она обернулась. Да, примерно в сотне шагов – огромный темный силуэт. Ближе не подходит.

– Что ему нужно от меня? – спросила Самар шепотом.

– Оставайся тут, ведьма, и, может быть, узнаешь.

– Нет. Мы идем за Путником. Это решено.

Карса помолчал и вдруг фыркнул.

– Я вот думаю…

– Что?

– Ты хотела знать, кто прикроет спину нам.

Она нахмурилась, коротко ахнула и снова посмотрела на чудовищного зверя. Тот просто… стоял, медленно покачивая громадной головой, иногда задирал нос, глядя в их сторону.

– Я бы не доверяла ему, Карса, совсем не доверяла бы.

Карса пожал плечами.

И все же она упорствовала, глядя в ночное небо.

– Карса, где проклятая луна? Где, во имя Бездны, проклятая луна?

Теперь Каллор был уверен. В Даруджистане сошлись силы. Столкновение со смертельными последствиями, и пролилась кровь.

Он жил ради таких моментов. Внезапные возможности, неожиданные силы оказываются в пределах досягаемости. В нем проснулось предвкушение.

Жизнь подбрасывает возможности, и понять, чего стоит человек, можно по тому, хватает ли ему смелости, нахальной решимости ухватить удачу и не отпускать. Каллор не зевал в такие моменты. Пусть проклятия сыплются на него; пусть поражения молотят его снова и снова. Он встанет, отряхнет пыль и начнет заново.

Он знал, что этот мир проклят. Знал, что преследующее его проклятье ничем не отличается от хода самой истории – бесконечной череды неудач и мелких триумфов, которые исчезают, стоит только перестать их поддерживать. Лелеять. Знал, что сама жизнь очень просто исправляет нарушенное равновесие: стирает все и начинает с чистого листа.

Слишком часто ученые и историки рассматривают принцип схождения очень усеченно. В терминах взошедших, богов и мощных сил. Но Каллор понимал: события, которые они описывают и изучают, – лишь концентрированное выражение чего-то более громадного. Целые века сходились в хаосе и смятении, в анархии самой Природы. И обычно лишь немногие постигали творящуюся вокруг катастрофу. Остальные просто выполняли день за днем свои жалкие обязанности, не поднимая глаз и считая, что все в порядке.

И Природе неинтересно трясти их за шиворот или подсовывать гремучую змею, заставляя раскрыть глаза. Нет, Природа просто стирает их с доски.

И, если честно, они вполне этого заслуживают. И ничего более. Есть, конечно, такие, кто сочтет подобный взгляд отвратительным, а самого Каллора – чудовищем, лишенным сострадания, покрытым несмываемым позором, и все такое прочее. Но это неправда. Сострадание не спасает от тупости. Слезливая забота не заменяет спокойного понимания. Сочувствие не отменяет результатов грубого, хладнокровного наблюдения. Слишком просто и дешево – волноваться и ломать руки, стонать в искреннем сочувствии; это проклятая самозащита, дающая прекрасное оправдание тому, кто ничего не делает, а только принимает благородную позу.

Хватит об этом.

У Каллора нет времени на эти игры. Чем выше задран нос, тем легче перерезать глотку. А если дойдет до этого, что ж, он не станет колебаться. Каллор неудержим, как все силы природы.

Он шагал, вздымая дерн и клочья травы. Над головой была странная безлунная ночь, а на западном горизонте – где уже давным-давно скрылось солнце – пульсировали пунцовые вспышки.

Выйдя на гравийную дорогу, он прибавил ходу, направляясь к ожидающему городу. Дорога пошла чуть вниз, а потом начался затяжной подъем. Поднявшись наверх, он остановился.

В сотне шагов впереди кто-то установил четыре факела на высоких столбах – там, где сходились четыре дороги; пятно света освещало перекресток. Поблизости не было видно домов, и непонятно, зачем нужна такая конструкция. Нахмурившись, Каллор пошел дальше.

Подойдя к перекрестку, он увидел, что на дорожном камне, прямо под одним из факелов кто-то сидит. В капюшоне, неподвижный, упершись предплечьями в бедра, руки в перчатках – на коленях.

Каллор почувствовал беспокойство. Он шаркнул сапогом по гравию и увидел, как поднимается капюшон, как встает и распрямляется фигура.

Вот дерьмо .

Незнакомец откинул капюшон и вышел на центр перекрестка.

Каллор узнал его, и волна смятения накрыла его.

– Нет, Спиннок Дюрав, нет.

Тисте анди обнажил меч.

– Верховный король, я не могу тебя пропустить.

– Пусть сам сражается в своей битве!

– Это не обязательно будет битва, – ответил Спиннок. – Я встал лагерем у самой дороги. Пойдем туда, посидим у огня, выпьем вина с пряностями. А придет утро – ты развернешься и пойдешь в другую сторону. А Даруджистан, Верховный король, не для тебя.

– Проклятый дурак. Ты же знаешь, что тебе не превзойти меня. – Он смотрел на воина с сомнением. В глубине души ему хотелось… боги … хотелось заплакать. – Сколько его преданных, доблестных поклонников умрут? И за что? Послушай, Спиннок. Я не испытываю вражды к тебе. И к Рейку. – Он повел рукой в кольчужной перчатке. – И даже к тем, кто преследует меня. Выслушай меня. Я тебя уважаю, Спиннок… Бездна возьми, я возмущался, как Рейк использовал тебя…

– Ты не понимаешь, – сказал тисте анди. – И никогда не понимал, Каллор.

– Ты не прав. Я не имею ничего против всех вас!

– А Корлат…

– Думаешь, я намеревался убить Скворца? Думаешь, я резал честных людей и верных солдат просто по злобе? Тебя там не было! Это Серебряная Лиса должна была умереть, и об этой неудаче мы все еще пожалеем. Попомни мои слова. Ох, боги, Спиннок. Проклятье, они встали у меня на пути! Как и ты теперь!

Спиннок вздохнул.

– Похоже, сегодня не будет пряного вина.

– Не надо…

– Я здесь, Верховный король, чтобы встать у тебя на пути.

– Ты умрешь. Я не сдержу свою руку, когда все зайдет слишком далеко. Спиннок Дюрав, прошу! Этого не нужно.

Легкая улыбка тисте анди чуть не разорвала Каллору сердце. Нет, он понимает. И очень хорошо. Это будет его последняя схватка, во имя Рейка, во имя кого-либо.

Каллор обнажил меч.

– А кто-нибудь из вас понимает, что все это делает со мной ? Разумеется, нет. Верховный король обречен на неудачи, но не на погибель. Верховный король это всего лишь… Кто? А, воплощение честолюбия. Живое доказательство его неизбежной цены. Прекрасно. – Он обнажил двуручный меч. – И ты сдохни.

С ревом, который вырывался из горла, как пожар, Каллор ринулся вперед и взмахнул мечом.

Сталь зазвенела о сталь.

Четыре факела освещали перекресток. Четыре факела окрашивали сошедшихся в битве воинов. Они были единственными свидетелями? Слепыми и печальными, безразлично дарящими свет?

Пока что ответ, должно быть, «да».

Черная вода была ледяной на вид. Бездонная кровь темноты. Она вливала силу в холодный туман, наползающий на берег, поглощающий разбитые камни и поваленные деревья. Словно сама ночь проливалась в море.