Матьё Габори - Сумеречные королевства

— Холод мешает нам работать. Несмотря на ваше колдовство, мои пальцы слишком быстро коченеют. Мне приходится прерываться почти на час. Мы завершим картину с одно- или двухдневным опозданием. Надеюсь, это не спутает ваши планы.

— Нет, я учел возможную задержку. Главное — не упустите ни единой детали. Я хочу, чтобы наш славный Диорен создал самую прекрасную фреску, которая когда-либо украшала стены домов улицы Забытых мастеров. Старый горбун должен выбрать именно эту картину, и никакую другую. И он выберет ее, черт возьми, даже если мне придется его заставить. Затем, конечно, за дело возьмутся черные феи, иначе… Что-то я слишком разболтался. Приглашаю вас в таверну, там вы сможете согреться. Вы оба отлично поработали. Пора передохнуть.

Лерсшвен знал, что лжеаккордник ненавидит фамильярность фэйри. Мандрио был человеком изящных манер, по крайней мере он это утверждал. Его аристократические воззрения плохо согласовывались с бесцеремонностью фэйри.

Но их роднила общность желаний: во что бы то ни стало низвергнуть Магическую криптограмму. Лерсшвен сделает магию доступной для народа, а лжеаккордник воспользуется этой «всенародной» магией, чтобы подчеркнуть элитарность своего искусства. Мандрио нисколько не боялся волшебства, доступного всем слоям населения. Он прекрасно знал, что в этом случае истинная магия потеряет свою душу и станет хаотичным и бестолковым ремеслом. Лжеаккордник захлопнул крышку клавесина и догнал Диорена с Лерсшвеном. Все трое мужчин смотрели на горгулий, чьи угловатые силуэты выделялись на фоне закатного неба. Именно от каменных изваяний зависел их успех…

Лерсшвен исподтишка наблюдал за лжеаккордником. Диорен распрощался с фэйри и музыкантом на пороге гостиницы. Мандрио сразу догадался, что затменник хочет поговорить с ним с глазу на глаз. И вот сейчас они сидели за столиком в углу зала и лениво потягивали вино. Никто из них двоих не хотел проявлять инициативу. Но Лерсшвен спешил. Накануне он получил письмо от Сарна, друг назвал ему адрес Агона. Однако, явившись на улицу Терпкую, фэйри обнаружил лишь брошенный разоренный дом. Лерсшвен содрогался от одной только мысли, что Агон и черная фея могли погибнуть. Маг посмотрел на лжеаккордника и решил прекратить игру в молчанку.

— Мандрио, я хотел просить вас об одолжении.

Лжеаккордник расслабился. Ему удалось выиграть первый раунд. Теперь у него появилась возможность пересмотреть те обязательства, что взял на себя Лерсшвен. Если затменник нуждается в его таланте, то он, Мандрио, может удвоить требования.

— Я ищу в Лорголе одного человека. Он аккордник, как и вы сами, — продолжил Лерсшвен. — Вы можете отыскать его для меня? Ваша музыка способна на подобное?

— Из какой он семьи?

— Цистры.

Мандрио чуть нахмурил брови.

— Цистра и клавесин никогда не ладили. Скорее всего, я смогу вам помочь. Но, естественно, при одном условии: мне нужен запрет.

— Запрет? О чем вы говорите?

— Когда Криптограмма падет и вы предложите магию всему королевству, я хочу, чтобы официально запретили Аккорды, объявили нас пособниками дьявола.

— Я… я не понимаю.

— Некоторые семьи Аккордов изо всех сил пытаются укорениться как в этом королевстве, так и в других странах нашего мира. Конечно, они не кричат о себе на каждом углу, но эти аккордники втерлись в доверие к отдельным баронам. Если вы публично осудите Аккорды, выставите их служителей приспешниками Нечистого, использующими черное колдовство, народ вам поверит. Ведь именно вы подарите ему магию. Семья клавесина будет готова к подобному повороту событий. Мы спрячемся от разгневанной толпы, которую вы станете всячески подстрекать. И вот когда другие семьи начнут истекать кровью и, агонизируя, попытаются объединиться, мы нанесем смертельный удар. Клавесин останется единственной семьей Аккордов.

Мандрио поднял глаза к небу, его губы дрожали. Однако Лерсшвен знал, что слышит отнюдь не бред сумасшедшего, ослепленного злобой. Лжеаккордник все тщательно продумал, он отлично понимал, что произойдет, если будущий властитель Магической криптограммы объявит аккордников злыми колдунами. Народ будет боготворить фэйри, он сможет обвинить любого, кого ему вздумается, и все, даже за границами баронских владений, будут повиноваться его приказам. Сердце Лерсшвена сжалось, когда он представил себе последствия грядущих перемен. Подарить магию народу — ересь, преступление, по мнению тех, кто так дорожил собственной исключительностью и элитарностью высокого искусства. Но Лерсшвен был убежден, что магия нуждалась в притоке свежей крови. Лишь так она могла обрести былое величие. Магическая криптограмма задушила истинную магию. И хотя пол у денники утверждали, что не скрывают своих секретов от простых людей, эти маги также таились по углам академий. Необходимо вернуть ту прекрасную эпоху, когда Криптограмма была доступна для любого желающего, и каждый человек мог стать магом.

Фэйри не забыл и о Танцорах. Тысячи людей вознамерятся обзавестись волшебными созданиями, которые станут служить им. Начнется грандиозная охота. И эту цену тоже придется заплатить, чтобы магия возродилась во всем своем могуществе. Затменник взвесил в уме требования лжеаккордника. В них не таилось ничего ужасного. Ну разве что возмутится тот или иной барон, связанный с определенной семьей Аккордов. Лерсшвен взглянул в глаза Мандрио.

— На том и порешим, — сказал он. — Запрет на Аккорды.

Оба заговорщика покинули таверну и углубились в Нижние кварталы. Затменник уже бывал в том странном доме, в котором жили лжеаккордник и его товарищи. Тем не менее он снова удивился, завидев его. Сооружение с островерхой крышей поражало необычайно узким фасадом — менее шести локтей. На этом архитектурные причуды постройки не заканчивались: в глубину здание протянулось приблизительно на двести локтей. Лерсшвен находил глупой идею жить в доме, похожем на один тесный коридор. Но лжеаккордник, прежде всего, думал о резонансе, ему требовалось эхо, или, если быть более точным, акустика. Дом насчитывал четыре этажа, соединяющихся небольшой винтовой лестницей. Вслед за лжеаккордником Лерсшвен поднялся на последний этаж, где, сидя за клавесином, беседовали двое мужчин и женщина. В длинной комнате, освещенной факелами, стояло целых шесть клавесинов, расположенных под углом друг к другу. Заметив затменника, трое неизвестных прервали разговор.

— Вот несколько моих друзей, — заявил лжеаккордник. — Тебе совершенно не обязательно знать их имена.

Фэйри тихо вздохнул. Что-то Мандрио ведет себя слишком свободно в его присутствии. И это внезапное «ты», оно особенно сильно взбесило фэйри. Но он не стал обращать внимание на наглость своего подручного и улыбнулся музыкантам. Они обменялись взглядами, после чего женщина встала. Ей было приблизительно сорок лет; угловатое лицо окружено двумя светлыми косами.