Матьё Габори - Сумеречные королевства

— К чему вы клоните? — Литург был готов к обороне.

— Складывается впечатление, что вы не отказались от мысли о Крестовом походе.

— Это не имеет никакого отношения к нашим сегодняшним проблемам. Вы сбились с пути. — Голосом Литург показал, что не желает развивать эту тему.

Но жанрениец не собирался отступать:

— Напротив. Вы ошибаетесь, я вас ни в чем не обвиняю. Более того, я хочу предложить вам некое дело, которое послужит нам обоим. Вам знакомо такое название: Школа Ловцов Света?

— Название известно. Логово мечтателей и колдунов.

— А имя Рошронд вам что-нибудь говорит?

Литург потерял нить беседы, а вместе с ней и терпение. Он ответил ледяным тоном:

— Я помню, по чьей милости провалился наш Крестовый поход. Нет надобности напоминать мне это. Или вы пытаетесь меня спровоцировать?

— Ни в коем случае. Я просто хочу быть лаконичным, мой дорогой друг, вот и все.

Амрод наклонился так, что его лицо оказалось прямо напротив лица Литурга. Где-то в комнате затрещал факел.

— Я прошу вас выступить в новый Крестовый поход, Литург. Спускайте на воду корабли, я знаю, что они готовы. Я предлагаю вам полуостров, все те земли, что некогда принадлежали вам, все те руины, которым мечтают поклониться тысячи паломников. У вас не будет лучшей возможности. Я дарю вам чудесный предлог, который воспламенит сердца ваших фанатиков: Агон де Рошронд.

Жанрениец говорил с таким пылом, что Литург не смог устоять. Еще будучи простым епископом, он вместе с тысячами других миссионеров высадился на скалистые берега Рошронда, чтобы отвоевать литургические земли у язычников. Но вера оказалась бессильна против рыцарской конницы. Он вернулся на родину вместе с остальными выжившими, вернулся в клетке, как заурядный вор, и его стране пришлось выложить непомерную плату за своих сыновей. Воспоминания и пылающий взгляд Амрода заставили забыть о доводах разума.

Литург вздохнул и тихо произнес по слогам:

— Агон де Рошронд. Это имя звучит, как имя самой смерти.

— Настоящий дьявол, порождение ночи, предатель, вышедший с гордо поднятой головой из разрушенной Школы Ловцов Света. И теперь он намерен собрать рыцарей-изменников и сразиться со мной. У меня нет никакого желания изображать из себя бальи, превращать мою армию в обычную милицию. Он прячется в баронстве Рошронд, окруженный приспешниками, черными феями и горгульями.

Щеки Литурга стали пунцовыми, как будто бы ему надавали пощечин.

— Черные феи… эти твари, которые осмеливаются производить на свет души вещей. — Голос священника срывался.

— Да, Литург. Воспользуйтесь моментом, тем сумбуром, что царит в Ургемане. Завтра будет поздно. Когда я посажу на трон своего Верховного барона, он не сможет смотреть спокойно на ваше вторжение. Давайте разделим Ургеман сегодня.

— Но почему вы предлагаете это мне?

— Агон спас ургеманскую Криптограмму от неминуемой гибели. Маги обязаны ему, особенно пол у ночники. Я не хочу, чтобы он позволил зародиться робкой надежде. Я сделал все возможное, чтобы снискать любовь всего населения королевства. Я образумил баронов, предложив им долгожданный мир. Крестьяне уже видят во мне своего спасителя. Как вы думаете, почему ни один город не был наводнен моими войсками? Я не хочу ни грабежей, ни насилия. Меня окружают лучшие солдаты нашей страны, воинская элита, и все ради того, чтобы завоевать Ургеман без лишней крови. Дело сделано: я завоевал доверие всего королевства. Но если я выступлю против Агона, против всех тех рыцарей, что раз за разом безуспешно пытаются атаковать нас, не будучи настоящей армией, мне придется начать зверствовать, устраивать показательные казни, вешать целые деревни, не имея возможности наказать истинных виновников. Жанрения не может позволить себе подобную роскошь, иначе она потеряет доверие народа. — Амрод схватил Литурга за плечо. — Если вы накинете на свои плечи плащ палача, избавив меня от этой ноши, если снова разожжете костры Инквизиции, как это было в иные времена, я отдам вам баронство Рошронд…

Амрод откинулся на спинку стула, его лицо блестело от пота. Литург казался таким же вымотанным, как и его собеседник. Обоим мужчинам почудилось, что факелы в зале засияли чуть ярче. В комнате повисло молчание. Генерал и священник не решались посмотреть друг другу в глаза. Первый знал, что выиграл, второй — не мог сдержать кровожадную улыбку, представляя крестоносцев, распинающих и сжигающих язычников Рошронда во славу Святой Церкви. И вот наконец Литург выплюнул имя Агона, словно упомянул самого дьявола. Амрод протянул руку вновь обретенному союзнику и сказал:

— Нам надо уладить некоторые детали, но я так понимаю, что мы пришли к соглашению. Мы оба останемся в выигрыше, не так ли?

— Смогут ли верующие простить меня за то, что я так легко сдался? — Литург пожал протянутую руку жанренийца.

Я лично отдал приказ наемникам двигаться в сторону замка Рошронд. Утром караван снова пустился в путь, как и прежде, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Оршаль с помощью пол у ночников делал все возможное, чтобы мы остались незамеченными. Многочисленных Танцоров распяли на колесах фургонов, чтобы они, агонизируя, день за днем облегчали нашу дорогу, сглаживали ямы и рытвины, но, главное, стирали все следы, что оставались на влажной земле. Магия позволила нам пренебречь торными путями, и мы ехали напрямик по полям и лесам.

Не сумев заснуть, всю следующую ночь я провел на крыше фургона. В конце концов одиночество стало невыносимым. Я сомкнул пальцы на гарде Тени.

— Все еще сердишься?

— Да, но я тебя слушаю.

— Вчера я был не слишком обходительным, прости меня.

— Я тоже была невежлива.

— Мне тебя недоставало.

Молчание, а затем тихий шепот:

— Агон…

— Я здесь.

— Я с трудом выдерживаю собственную слепоту. Долгие часы во мраке тяготят меня. Давай не будем больше ссориться.

— Забыли.

— Тогда позволь мне взглянуть на мир твоими глазами.

Я предоставил рапире свои глаза и свои воспоминания.

— Х-м-м… эта ваша беседа с Оршалем — настоящее лакомство!

— Он тебе нравится? — пошутил я.

— Нет, мне нравишься ты. С каждым днем ты становишься тверже, сильнее. О, твои руки! Ты по-прежнему страдаешь от шипов психолунника?

— Немного.

— А мать? Почему она постоянно возится с какими-то костюмами?

При мысли об Амертине я улыбнулся.

— Она хочет сшить мне наряд.

— Ей, что, больше делать нечего! — возмутилась Тень.

— Я полагаю, это особенный наряд. Она мне ничего не говорит.

— Ой, кажется, я знаю.

— Что знаешь?

— Слушая ваши разговоры, я поняла, что беспокоит Амертину. Она боится Оршаля, опасается, что он всерьез за тебя возьмется, что сумеет создать могущественную магию, способную справиться с горгульями.