Эль Косимано - Буря времен года [litres]

– Хочешь клаб-сандвич или бургер? – спрашиваю я.

Хулио меня не слушает. Опершись на локти, он наблюдает за игрой Эмбер и Флёр. Когда бармен, наконец, снисходит до нас, я заказываю четыре бургера и две тарелки жареной картошки, содовую для себя и пиво для Хулио. Бармен заставляет меня заплатить за еду вперед и подталкивает к нам напитки только после того, как я выкладываю на стойку наличные и чересчур щедрые чаевые. Хулио тянется к пиву, глядя, как Эмбер выполняет очередной удар.

Содовая, которую мне дали, теплая и выдохшаяся. Я тянусь к стакану Хулио и, убедившись, что никто не смотрит, обхватываю его своими холодными пальцами и подвигаю к Хулио уже со слоем инея. Он поднимает бровь и чокается со мной.

– Похоже, сработало, – замечает он между глотками. – Вы с Флёр целовались, так ведь? – Я не сразу сообразил, к чему он клонит. – Полагаю, никого не закоротило.

Я искоса смотрю на него, и он выжидающе глядит на меня в ответ.

Я предполагал, что они с Эмбер проверили теорию поцелуев в своей палатке прошлой ночью. Что тяжелая тишина по ту сторону тонкого брезента означала нечто большее, чем просто неловкость, когда бодрствуешь полночи, гадая, спит ли другой человек, и жалея, что не хватает мужества сделать первый шаг.

– Я все еще здесь. – Я жестом указываю на себя, свои бинты, взлохмаченные волосы и уродливую рубашку Хулио – бесспорное доказательство моего существования. – Через два дня будем в Аризоне. Может, тебе пора что-то предпринять.

Хулио молчит и, прищурившись, наблюдает за игрой Эмбер. Проходящая мимо официантка окидывает его откровенным взглядом, но он, кажется, ничего не замечает, и она отходит к столику, за которым расположились только что прибывшие ребята из студенческого братства.

Я ни на секунду не поверю, что у Хулио никогда никого не было. По Обсерватории ходило слишком много слухов о том, сколько девушек-Лето поймали с поличным, когда они крались по коридорам, возвращаясь после отбоя из его комнаты в общежитии. Он ни в коем случае не может быть девственником. И Эмбер тоже, если уж на то пошло. Она умерла в 69-м, во времена свободной любви и Вудстока. Всего несколько зим назад я застал ее полуодетой, спешащей на рассвете из чьей-то спальни.

Хулио качает головой.

– Я не знаю, Джек. Мы такие разные.

– Может, ты просто боишься все испортить?

Хулио наконец поднимает на меня глаза, и я вдруг пугаюсь, что он разобьет стакан о мою голову. Но он лишь с тяжелым вздохом наваливается на барную стойку.

– В последний раз, когда я поцеловал ее, она исчезла.

– И ты тоже, – напоминаю я ему.

На том видео с камер наблюдения тюремной камеры дематериализовался Хулио, а Эмбер осталась брошенной.

– Может, она боится.

– Чего же?

– Того же самого, что и ты. – Того же самого, что и все мы. Одиночества. Покинутости. Ощущения, что ты недостаточно хорош.

Официантка толкает качающуюся дверь в кухню, и мой желудок урчит от запаха готовящихся бургеров. Хулио все с тем же голодным видом смотрит на Эмбер, которая устанавливает шары для очередной игры, и до нас долетают девичий смех и косые взгляды.

Двое парней из студенческого братства направляются к пыльному музыкальному автомату в углу и разражаются смехом, читая подборку названий песен. Так ничего и не выбрав, они отходят. Двое других неторопливо направляются к бильярдному столу и кидают свои куртки на бортик стола, чтобы зарезервировать следующую игру. Даже со своего места я чувствую исходящий от них запах сигарет и травки. Судя по тому, как Флёр морщит нос, думаю, и она тоже. Один из парней включает музыку на своем телефоне, заставляя стариков у стойки поворачиваться в поисках источника настойчивого, громкого ритма.

– Посмотри на этих придурков, – бормочет Хулио, когда один из них бочком подходит к Флёр, настойчиво предлагая сыграть пара на пару. Заметив, что ее бутылка почти пуста, он требует еще порцию, но я первым завладеваю вниманием официантки.

Парни выглядят раздраженными, когда она приносит Эмбер и Флёр два бокала. Поставив их на салфетки, она тычет большим пальцем себе через плечо, указывая на нас. Ангельски улыбаясь, Эмбер с Флёр салютуют нам бутылками.

– Я более чем уверен, что они способны сами о себе позаботиться, – говорю я Хулио.

Они позволяют парням разбить, и тот, что повыше, с энтузиазмом берется за дело. Раздается громкий треск, но шары едва сдвигаются с места, и, видя, что девушки начинают вести по очкам, ребята спешат сменить тактику. Любитель громкой музыки заходит за спину Эмбер, придвигаясь к ней почти вплотную. Он толкает ее кий, когда она бьет по шару, и она напрягается, когда шар отскакивает от бортика.

Хулио отталкивается от барной стойки, и в моей голове включается сигнал тревоги. Затаив дыхание, я жду, когда температура в помещении начнет подниматься, но ни Эмбер, ни Хулио не реагируют. Она краем глаза наблюдает за Хулио, который шагает к безжизненному музыкальному автомату в углу.

– Не утруждайся, сладенький, – окликает его официантка. – Эта штука такая старая, что все провода проржавели. Ее уже много лет не запускали.

– Джек, ты мне не поможешь? – Хулио отодвигает автомат от стены. Сдерживая улыбку, я встаю с барного табурета.

– Вот, значит, как ты следуешь решению держаться в тени.

Я сажусь на корточки за музыкальным автоматом рядом с Хулио. Он сдувает пыль с выдернутой из розетки штепсельной вилки и протягивает ее мне.

– Отчаянные времена, – говорит он, с надеждой приподнимая бровь. – Нам всего-то и требуется что запустить эту штуку, верно?

Быстрое соударение костяшек наших пальцев дает достаточный заряд, и автомат возрождается к жизни, мигая вишнево-красными и приглушенно-желтыми огоньками. Хулио подключает его обратно, пока никто не заметил. Огни мерцают, сопротивляясь слабому току из стенной розетки, но в конце концов сдаются. Мы возвращаем музыкальный автомат на место. Старики у барной стойки наблюдают, как Хулио стирает со стекла пыль и засовывает в прорезь несколько четвертаков [11] Монета в 25 центов. . Пластинка со свистом встает на место, игла опускается на дорожку с громким бархатистым царапаньем, заставляющим Эмбер на мгновение закрыть глаза и склонить голову набок.

Звучат первые душевные ноты «Unchained Melody», перекрывая гул разговоров и стук шаров, а также и клубную музыку из телефона студента. Флёр опирается о свой бильярдный кий и с мечтательной улыбкой наблюдает за тем, как Хулио выводит Эмбер на середину зала и, притянув к себе, начинает мягко покачивать.

– Эй. – Официантка похлопывает меня по плечу. Я поворачиваюсь на своем табурете, ожидая, что она принесла нам еду, но она лишь передает мне через барную стойку листок бумаги. – Это ведь ты Джек? – Я чувствую, как под кожу мне змеей заползает то же самое ощущение холода, которое я испытал на парковке. Я не называл ей своего имени. – Какой-то мужчина попросил тебя позвонить ему. Сказал, что это очень важно. Можешь воспользоваться телефоном-автоматом на заднем дворе.