Майкл Муркок - История Рунного посоха [4 книги: Голова с камнем; Амулет Безумного Бога; Меч Рассвета; Рунный посох]

Над отступающей армией разнесся оглушительный яростный крик, и Хоукмуну показалось, что он узнал голос мстительного барона.

– Мы еще увидим Мелиадуса, – улыбнулся он.

Граф Брасс кивнул.

– Он понял, что Камарг неуязвим для прямой атаки его армий, и он знает, что мы слишком умны, чтобы поддаться на его предательские уловки, но он будет искать другой способ. Скоро все земли вокруг Камарга будут принадлежать Темной Империи, и нам придется быть начеку и днем, и ночью.

Когда вечером все вернулись в замок Брасс, Боженталь обратился к графу:

– Теперь-то ты понимаешь, что Гранбретань безумна? Это раковая опухоль, которая пожирает историю, направляя ее на путь, ведущий не только к полному уничтожению всего человечества, но даже к истреблению каждого разумного или хотя бы потенциально разумного существа во вселенной?

Граф Брасс улыбнулся.

– Ты преувеличиваешь, Боженталь. Откуда тебе всё это известно?

– Просто мое призвание в том, чтобы понимать силы, которые, приходя в движение, созидают то, что мы называем судьбой. И я скажу тебе снова, граф Брасс: Темная Империя заразит вселенную, если не приструнить ее на нашей планете – предпочтительнее на этом континенте.

– Я не понимаю философских принципов, на которых основана твоя уверенность, сэр Боженталь, – Хоукмун сидел, вытянув перед собой ноги и стараясь прогнать боль из мышц, – но интуитивно я знаю, что ты прав. Нам кажется, что мы видим всего лишь неумолимого врага, задумавшего править миром, – подобные народы уже появлялись в прошлом, – но с Темной Империей дело обстоит немного иначе. Ты же помнишь, граф Брасс, что я немного пожил в Лондре и видел множество других проявлений их ненормальности. Вы видели только их армии, которые, как и большинство армий, яростно сражаются, чтобы победить, и используют традиционную тактику, потому что она лучшая. Но в самом короле-императоре мало традиционного, в этом бессмертном трупе из Тронной Сферы. Также маловато чего-то обыденного в таинственных способах воздействия на других людей и в общем ощущении ненормальности, которое пронизывает всю атмосферу большого города…

– Так ты считаешь, что мы пока еще не видели худшего, на что они способны? – серьезно поинтересовался граф Брасс.

– Именно так я считаю, – подтвердил Хоукмун. – И когда я так нещадно уничтожал их, я делал это не только из мести: какая-то глубинная часть меня видит в них угрозу для самой Жизни.

Граф Брасс вздохнул.

– Может быть, ты и прав, я не знаю. Только Рунный посох помог бы узнать, прав ты или ошибаешься.

Хоукмун неловко поднялся.

– С момента нашего возвращения я не видел Иссельду.

– Кажется, она рано легла, – припомнил Боженталь.

Хоукмун ощутил легкий укол разочарования. Он очень надеялся, что девушка встретит их по возвращении в замок, хотел сам рассказать ей о своих победах. Странно, что она не вышла поприветствовать его.

Он пожал плечами.

– Что ж, наверное, мне тоже пора. – Хоукмун пожал плечами, стараясь вытряхнуть из головы сожаления. – Доброй ночи, господа.

С момента возвращения они почти не говорили о своем триумфе. И сейчас наступила реакция – всё казалось каким-то нереальным, хотя завтра, несомненно, они как следует отпразднуют.

Когда Хоукмун дошел до своей комнаты, было уже темно, но он почувствовал что-то странное и обнажил меч, прежде чем подойти к столу и зажечь стоявшую там лампу.

Кто-то лежал на его постели и улыбался ему.

Это была Иссельда.

– Я уже слышала о твоих подвигах, – сказала она, – и мне захотелось поприветствовать тебя лично. Ты великий герой, Дориан.

Хоукмун ощутил, как участилось его дыхание, как сердце тяжело забилось в груди.

– Иссельда…

Медленно, шаг за шагом, он приблизился к лежавшей на кровати девушке, и совесть его боролась с желанием.

– Ты же любишь меня, Дориан, я знаю, – сказала она нежно. – Или ты станешь отрицать?

Он не мог отрицать. И проговорил осипшим голосом, силясь улыбнуться:

– А ты… смелая…

– Да, но только потому, что ты чрезмерно застенчив.

– Я… я не застенчив, Иссельда. Просто из всего этого не выйдет ничего доброго. Я обречен, этот Черный Камень…

– Что это за камень?

Поколебавшись, он рассказал ей всё: о колдовских оковах графа Брасса, сдерживающих жизненную силу Черного Камня, о неизвестности. Рассказал, что не знает, сколько еще месяцев ему отведено на здравость рассудка.

– Так что, сама понимаешь, тебе нельзя привязываться ко мне… А то потом будет только хуже.

– Ну а как же этот Малагиги, почему бы тебе не попросить его о помощи?

– Путь до него займет месяцы. Возможно, я впустую потрачу оставшееся мне время.

– Если ты любишь меня, – сказала она, когда он присел рядом с ней на кровать и взял ее за руку, – ты должен рискнуть.

– Верно, – задумчиво отозвался он. – Должен рискнуть. Наверное, ты права…

Она притянула его к себе, поцеловала в губы. Безыскусный, полный прелести жест.

Больше он не мог сдерживаться. Он обнял девушку и ответил на поцелуй со всей страстью.

– Я поеду в Персию. Путь будет нелегок, как только я покину безопасные стены Камарга, все шпионы Мелиадуса кинутся меня искать…

– Ты вернешься, – убежденно сказала она. – Я знаю, что ты вернешься. Моя любовь приведет тебя ко мне.

– А моя – к тебе? – Он нежно погладил ее по лицу. – Да, это возможно.

– Завтра, – улыбнулась Иссельда. – Это всё подождет до завтра. А сегодня…

Она снова поцеловала его, и он отвечал ей с не меньшим пылом.

И рассказывают истории, как Хоукмун, оставив Камарг, отправился на Восток верхом на гигантской алой птице, которая пронесла его тысячу миль или более, прежде чем он достиг гор, обозначавших границу земель греков и булгар…

Как и обещал граф Брасс, управлять фламинго оказалось на удивление легко. Птица подчинялась командам не хуже лошади. Специальная упряжь, надетая на изогнутый клюв, помогала взаимопониманию, а летел фламинго так плавно, что Хоукмун даже не задумывался о возможном падении. Хотя птица наотрез отказывалась подниматься в небо, если накрапывал дождь, она несла его в десять раз быстрее лошади, останавливаясь лишь на короткий отдых в середине дня и на ночной (как и у самого Хоукмуна) сон.

Высокое мягкое седло с изогнутой лукой было удобным, к нему крепились седельные сумки с припасами. Специальные ремни надежно удерживали Хоукмуна в седле. Алая птица, вытянув длинную шею и медленно взмахивая огромными крыльями, несла его над горами, долинами, равнинами и лесами. Хоукмун всегда позволял фламинго спускаться к рекам и озерам, где птица могла найти свою любимую пищу.