Марина Дяченко - Ведьмин зов

Она снова прижала ладони к вискам. Ей казалось, что она несется на роликовом поезде высоко в небе, кружится голова, а перед глазами мельтешат огни.

— Им надо осветить дорогу.

— Как?!

Эгле сглотнула:

— Это пространство ведьмы… там должны работать инквизиторские знаки. Я видела в Однице… такая штука в небе. Которая светится.

Клавдий провел рукой по воздуху, небрежный росчерк. Эгле зажмурилась: как будто взорвался осветительный прибор. Знак был похож на косую звезду, и несколько секунд очень болели глаза.

— Да, — сказала Эгле.

Клавдий взял с каминной полки маркер, нанес знак себе на ладонь, жестом попросил Эгле посторониться. Склонился над Мартином, поднес ладонь со знаком к его лицу:

— Март… иди к нам. Веди маму. Мы ждем.

Ничего не изменилось. Мартин дышал, но глаза оставались мутными.

Клавдий склонился ниже, коснулся губами уха Мартина и заговорил шепотом. Эгле нарочно отошла, чтобы не мешать. Клавдий говорил нежно, убедительно, повторял имя сына, но ничего не происходило, и Мартин не слышал.

Эгле закрыла глаза. Никаких прорицаний, только синтез информации.

— То же самое — нарисуйте у меня на руке, пожалуйста.

Он обернулся и посмотрел на нее, и от этого взгляда у нее подобрался живот:

— Что не так?!

— Инквизиторский знак на коже инициированной ведьмы… Это каленое железо.

Он тяжело поднялся. Подошел к Ивге, погладил ее по голове, поднес ладонь со знаком к ее глазам. Ивга не видела.

— У меня очень высокий болевой порог, — хрипло сказала Эгле.

Он снова посмотрел на нее, и она не могла понять смысл его взгляда.

— Они там заблудятся, — прошептала Эгле, — и никогда не вернутся в сознание. Вы не хотите своего сына назад? Вы не хотите вернуть Ивгу?! А я хочу! Я верну Мартина, и не надо мне мешать!

— Вы бредите, Эгле, — сказал он сухо. — Фантомное сознание строит у вас в голове воздушные замки. Я пошел на поводу… но слишком далеко заходить не буду.

Он опять обращался к ней на «вы», и это была плохая примета.

— Я не брежу. — Эгле смотрела ему в глаза. — Ну с вашим-то опытом — неужели не ясно, что я не вру?! Я точно знаю, что они там бродят в темноте, это не сон и не кошмар, их просто надо вывести! Подать знак! Вы же сами сказали, что мы не сдадимся! Сдаемся, да?!

— Я не стану сжигать вам руку.

— Я инициированная ведьма! И вы, и Мартин подписали документ, согласно которому нас можно пытать! Нужно пытать! Вы сами понимаете, какой вы лицемер?!

Он сузил глаза. Эгле испугалась. Он развернулся на каблуках и отошел подальше, в противоположный угол комнаты.

— Лицемер, — тихо повторила Эгле. — Лицемер. Тридцать пять лет во главе Инквизиции, а общего стажа лет пятьдесят…

— Пятьдесят пять.

— …И такие сверкающие доспехи. Такая щепетильность. Такая эмпатия. Сколько сотен раз вы пытали ведьму, хотела бы я знать.

— Эгле, заканчивай.

— Я еще даже не начинала. Время идет, они уходят все дальше, впадают в кому…

Он перешел в оперативный модус. Обомлев от ужаса, Эгле пересилила себя и посмотрела прямо на него.

Он не сразу, будто нехотя, вернул себе человеческий облик.

— Погоди, — сказала Ивга. — Давай отдохнем.

Он замедлил шаг:

— Может быть, отдохнем дома?

— Знаешь, — сказала Ивга, цепляясь за его руку, — мне кажется, мы не выйдем, Март. Я очень устала… У меня подгибаются ноги. Я хотела бы проснуться…

— Это не сон.

Он легко поднял ее над землей и взял на руки. Ивга судорожно обняла его за шею, но ничего не сказала. Через секунду успокоилась и задышала ровнее:

— Ты помнишь, как ты отлупил того мальчишку в детстве? А ведь он был старше…

— Ну мама. — Он улыбнулся. — Ты понятия не имеешь, сколько мальчишек я отлупил, пока ты не смотрела.

— Март, тебе не тяжело? Может, ты попробуешь выбраться… один?

Он не ответил.

— Прости, — сказала она испуганно. — Я не хотела тебя обидеть. Я так страшно боюсь тебя обидеть всегда… и постоянно нарываюсь.

— Ты не можешь меня обидеть, — сказал Мартин. — Никогда. Не бойся.

Он давно потерял направление. Он перестал считать шаги. Он не знал, вверх идет или вниз. Привыкший видеть в темноте, он не различал сейчас очертаний собственного носа. Темнота становилась плотнее, липла к лицу, будто паутина. Только упрямство заставляло его двигаться дальше. Тупое упрямство.

Клавдий принес нашатырь из кухонной аптечки. Скрутил жгут из льняной салфетки. Эгле наблюдала за его приготовлениями с плохо скрываемым страхом.

— Передумай, — сказал он мягко.

Она помотала головой. Нет, разумеется, она не передумает. Она идет напролом, как таран, и подчиняет Клавдия своей воле. Он не мог вспомнить, кто и когда в последний раз так сильно на него давил.

Он поставил на стол миску, доверху заваленную кубиками столового льда. Сел рядом на расстоянии вытянутой руки, протянул ей скрученную жгутом салфетку. Она взяла — выхватила — жгут из его пальцев, решительно сжала зубами. Протянула Клавдию левую руку. У нее была узкая белая ладонь с длинными пальцами. Клавдий взял эту руку в свои, Эгле дернулась от его прикосновения, но заставила себя расслабиться.

— Готова? — спросил он. — Точно?

Она кивнула.

Он начертил знак в одно касание, за долю секунды. Еле слышно зашипела кожа, Эгле закричала сквозь сжатые зубы и начала терять сознание. Он сунул нашатырь ей под нос.

Эгле закашлялась, разбрызгивая слезы. Выплюнула льняной жгут. Посмотрела на Клавдия мутными глазами, склонилась над Мартином и протянула над его лицом обожженную ладонь.

Вспышка ударила по слепым глазам, и Мартин на секунду зажмурился. Огромная белая звезда горела, как прожектор, над горизонтом, заливая светом призрачный пейзаж впереди, кусты, ручей — и дорогу, извилистую дорогу, ведущую прочь с холма.

— Что это? — прошептала Ивга, цепляясь за его шею.

— Выход, — сказал Мартин пересохшими губами. — Мы уходим отсюда, держись.

На неподвижном лице задрожали ресницы. Расширились ноздри, шевельнулись губы, будто Мартин пытался что-то сказать. Эгле оглянулась на Клавдия, будто спрашивая, видел ли он то же самое, не померещилось ли ей.

— Да?!

Клавдий бросился к Мартину, склонился над ним, вцепился в его руку: пульс участился.

— Да, — сказал он, не веря себе.

— Мартин, — лихорадочно зашептала Эгле. — Ну давай, ну! Выходи оттуда! Вставай!

Слезы и пот катились по ее лицу, падали крупными каплями на голое плечо Мартина, как будто шел дождь.

— Значит, я брежу? — бормотала она. — Значит, я строю воздушные замки, да?!

Мартин глубоко вздохнул. Клавдий вцепился в его ладонь:

— Март…

Мартин не двигался, его веки больше не дрожали, и губы не шевелились. Лицо застыло. Снова замедлился пульс.