Марина Дяченко - Ведьмин зов

— Мартин?! — Эгле трясла его. — Давай, ну давай!

Мартин не отвечал, и Эгле закричала — в ярости, тонко и зло, ее крик хлестанул по ушам. Качнулась люстра, опасно зазвенели окна, грохнулась рамка со стены, и стекло разлетелось вдребезги. Клавдий положил руку Эгле на плечо:

— Стоп.

Он боялся, что она не справится с собой, но она оборвала крик почти сразу, и ветер в комнате утих. Клавдий выпустил ее и отошел подальше. На секунду остановился рядом с Ивгой; та ничего не слышала, ни о чем не заботилась, ее лицо оставалось отрешенным и равнодушным.

— Но было же, — прошептала Эгле. — Мне же не померещилось. Он видел свет…

— Да. — Клавдий сделал круг по комнате, вернулся, поставил миску со льдом ей на колени. — Руку на лед.

Эгле посмотрела на обожженную ладонь и тут же в ужасе отвела глаза. Коснулась льда, содрогнулась; судорожно сглотнула:

— Клавдий… у вас есть дезодорант… или духи… или вытяжку включить… я не знаю… пахнет паленым, меня тошнит.

— Сейчас.

Он нашел среди хлама в кухонном ящике упаковку ароматических палочек, положил на тарелку и зажег сразу все. Заструился дым с терпким запахом можжевельника. Эгле по-прежнему сидела рядом с Мартином, зажмурившись, положив руку на лед, ее лицо было мокрым, капли срывались с подбородка.

— Надо еще, — сказала она хрипло.

— Нет.

— Еще! — Она открыла глаза и посмотрела на него бешеным волчьим взглядом. — Сейчас! Ну!

И протянула ему правую руку.

— Мартин… ты видишь, куда идешь?

Он понимал, что сбился с дороги, но не хотел признаваться и не хотел врать.

— Я пойду сама, — сказала Ивга. — У тебя ноги подкашиваются.

— Мама, я могу носить на плечах быка. А ты не бык, у тебя прекрасная фигура…

Зря он произнес такую длинную фразу. Дышать становилось все труднее — казалось, темнота пожирает воздух, но дышать темнотой нельзя.

— Март, — шепотом сказала Ивга и выпустила его шею. — Ну что ты как маленький.

Серые полотнища кружили по спирали, хотя вокруг не чувствовалось ни ветерка. Ни дуновения. Мартин понял, что со следующим шагом может упасть и выронить Ивгу и что лучше быть хорошим мальчиком и послушать ее сейчас.

Он поставил ее на землю, и ему сразу же захотелось сесть. А лучше лечь. И закрыть глаза.

— Пойдем. — Он не узнал свой голос.

— Ты знаешь, куда идти?!

— Мы должны двигаться. Мы должны…

Вспыхнул свет. Мартин прижал ладони к лицу, посмотрел сквозь пальцы; идя вслепую, он сбился с тропы, но теперь снова видел ее в нескольких шагах, извилистую, причудливую, как путь в лабиринте.

Белая звезда медленно гасла, снова оставляя их в темноте.

— Он почти смотрел на меня. Я видела. — Она положила обе ладони на лед и зажмурилась.

— Эгле, — сказал Клавдий. — Придумай что-то другое.

— Ничего не могу придумать. Надо светить, еще и еще. Сколько понадобится.

— У тебя есть третья рука?

— Клавдий, они умрут через несколько минут, — сказала она обморочным голосом. — Это место… схлопывается. Заканчивается. Превращается в ничто. Их надо вытащить, или всё. Вы боитесь? Я — нет. Мы должны это сделать. Скорее.

Она влекла его за собой, как река в половодье тащит вывернутое с корнями дерево.

Дорога издевалась над ними. Свет дважды манил их — затем, чтобы теперь они острее почувствовали обреченность.

— Дело во мне, — сказал Мартин после долгой паузы. — Я принадлежу этому месту.

— Это малодушная чушь, это на тебя не похоже.

— Не хотел тебя огорчать, — сказал он глухо. — Но я… умелый, искусный, прирожденный палач. Хорошо, что ты никогда не узнаешь подробностей.

Ивга почувствовала, как поднимаются дыбом волосы на голове.

— Неправда.

Он остановился:

— Правда. Я останусь здесь. Так будет лучше. Иди сама. Иди на свет.

— Нет. — Она уцепилась за его руку.

— Мама, ну подумай ты об отце. Пожалуйста. — Он тяжело опустился на траву.

— Быстро встал! — Ивга рявкнула, как никогда в жизни на него не кричала. — Поднялся! Пошли!

Она тянула его за руку, но у нее не было шансов — Мартин с каждой секундой становился все тяжелее.

Вспыхнула звезда над горизонтом. Открылась тропинка выше по склону, каменный уступ и проем в зарослях.

— Март, смотри, — она заговорила другим голосом, — надо подняться наверх, помоги мне, там высокий камень…

На этот раз он дал себя сдвинуть с места. Уступ был и правда высокий, выше Ивги. Мартин, тяжело дыша, подставил ей сплетенные ладони, подтолкнул вверх. Она вскарабкалась на камень, протянула ему руку:

— Давай.

Свет погас.

— Мартин?

Его не было рядом.

— Мартин?! — Ивга заметалась. — Где ты?

Над горизонтом взошла новая звезда, и Ивга увидела выход. Прямо перед собой.

— Март, я без тебя не уйду! Или вместе, или никак!

Она замерла на краю скалы:

— Можешь быть кем угодно, хоть палачом, хоть золотарем, я забираю тебя — любого! Хоть в крови, хоть в дерьме, ты мой сын! Понял?!

— Мама…

Она поймала его за руку. Как тогда, в воронке, уносящей его в ничто.

Ивга открыла глаза и в первый момент ничего не увидела, кроме фотографии Мартина на каминной полке.

Она пришла в ужас оттого, что и черный холм, и темнота, и зависшая над горизонтом звезда, показавшая выход, были сном или бредом. Она вскочила, обливась холодным потом, и увидела Мартина на диване, а рядом Клавдия — и Эгле, очень бледную, залитую слезами. Ивга, наверное, издала какой-то звук, потому что оба обернулись и посмотрели на нее, и Ивга убедилась, что на мокром лице у Эгле не горе, а другое выражение. А какое, она не смогла понять.

Клавдий метнулся к Ивге и порывисто ее обнял. Положив голову на его плечо, Ивга на секунду зажмурилась, а когда посмотрела снова — Мартин пошевелился на диване и попытался сесть. Ивга, шатаясь, опираясь на руку Клавдия, пошла к сыну, комната казалась огромной, как поле. Эгле посторонилась, почему-то пряча руки за спину. Ивга села рядом с Мартином и склонилась над ним в тот момент, когда Мартин открыл глаза.

Эгле вышла на кухню, чтобы не мешать им. Сунула руки под струю холодной воды. Клавдий вышел сразу за ней, открыл морозильную камеру и молча выгрузил в раковину новый пакет столового льда. Эгле благодарно кивнула.

Она держала руки на льду, пока Клавдий, стоя в дверном проеме, смотрел в глубину гостиной.

— Как они? — шепотом спросила Эгле.

— Неплохо, — отозвался он. — В последний раз они так обнимались, когда Мартину было лет восемь…

Эгле наблюдала, как заполняется водой раковина, как всплывают кубики льда, как медленно плывут по кругу:

— А… когда… придет конец моему фантомному сознанию?

— Я не очень близко стою? Отойти подальше? — спросил он глухо.