Анастасия Петрова - На пороге Будущего [СИ]

Она осеклась. Она не знала этих слов, пока не произнесла их. Люди внимали ей, затаив дыхание. Двадцать пар глаз впились в ее глаза, в ее губы, и она решительно закончила:

— И тогда я убью его, чего бы мне это ни стоило. А до тех пор никому не будет пощады!

Они закричали, побросали вверх шапки. Боевой клич Халена разнесся над горами. Эвра гремела своим ведром с кружкой, и из леса с возмущенными криками поднимались птицы.

— Мы сделаем все, что прикажешь! — сказал Ильро, и остальные громко поддержали его. — С тобой мы не умрем и уложим много врагов. Зови еще людей. Покажем этим шедизцам, этим дикарям с юга, как стойко умеют держаться настоящие иантийцы!

Туман, державший ее душу, рассеялся. Она увидела, что светит солнце и все еще согревает землю бледным осенним светом. Спросив у Эвры, где можно умыться, она пошла к оврагу, в котором бежал ледяной ручей. Едва притоптанная тропка достигала воды. Мужчины положили здесь несколько бревен, чтобы Эвре было удобней ее зачерпывать. Густые кусты и низко склонившие ветви молодые хвойные деревья отражались в темном водном зеркале, а на дне с шумом перекатывались увлекаемые течением камни. Евгения сбежала вниз, опустилась на колени, умыла лицо и напилась. От холода заломило зубы. Над водой мелькнула тень. Она оглянулась: крупная хищная птица села на ветку, качнувшуюся под ее тяжестью, и наклонила голову, разглядывая женщину у ручья. Замерев в неудобной позе на коленях, с руками, опущенными в воду, Евгения снизу вверх смотрела на нее. Вот ветка опять качнулась: распластав крылья, птица пронеслась по коридору глядящих в воду деревьев и скрылась в лесу. Евгения поднялась, не чувствуя затекших ног. Руки ныли от холода. Вода стекала по лицу и капала с подбородка. Она смахнула капли и в ужасе уставилась на руку: на пальце не было обручального кольца с именем Халена.

— Как ты мог? — еще раз повторила она вслед улетевшему ястребу. — Хочешь освободить меня от наших клятв? Но я себя не освобождаю. Пусть ты больше не муж мне, но я твоя жена и буду верна тебе, хочешь ты того или нет.

Охотники, спускавшиеся к предгорным селениям, были единственным источником новостей. Они уходили далеко от родных мест, чтобы продать свои шкуры и лечебные травы, проводили по нескольку дней в селениях и городах, собирали слухи. Когда они спустя несколько недель возвращались, то нередко приводили с собой крестьян, лишившихся своих наделов, или раненных воинов, что не могли уже сражаться, но и ждать, пока на их земле установится новая власть, не хотели. Пока олуди лечила их раны, те рассказывали, как тысячи мирных шедизцев идут в Ианту, чтобы помочь своему царю покорить страну. Они захватывали дороги, бились у городов и неуклонно стремились на север, к Киаре. Силами иантийцев после гибели Халена командовал, по слухам, Маталан. Начальником шедизцев был Кафур Рам. Самого Алекоса в Ианте уже не было. Взяв Дафар, он вернулся в Рос-Теору. И пока остатки двух армий продолжали мериться силами на пути к столице, на территории, по которой уже прокатилась война, все еще разносился лязг мечей. Хален был прав. Шедиз сдался царю Алекосу без боя, и Матакрус лежал покоренный и в развалинах, но иантийцы все еще держались. Алекосу уже не хватало людей. Кочевники покинули Ианту, уводя табуны лучших коней, нагруженных золотом и серебром, оружием и тканями, вином и медом. Эти земли не были им нужны. Они хотели жить в своей степи, где нет ни деревьев, ни гор. С Алекосом они получили больше, чем мечтали, но видели теперь, что его путь лежит дальше пределов их воображения, и попросили вернуть им право скакать по родным просторам. Так что у царя остались лишь шедизцы, на все готовые ради него. Но их осталось немного, ведь тысячи и тысячи полегли в Матакрусе, да и Ианта продолжала каждый день забирать их.

Евгения слушала все эти рассказы и не спешила. Многие из находящихся рядом с ней мужчин хотели покинуть горы, чтобы присоединиться к одному из многочисленных отрядов, обороняющихся от захватчиков. Но она находила это бессмысленным. Их было слишком мало, и ей вовсе не хотелось сложить голову у какой-нибудь деревни, которая все равно будет захвачена врагами. Нет, она должна встретиться с Алекосом и убить его, и встреча эта пройдет по ее правилам. Горе и любовь к родине не мешали ей видеть правду: ее земля была растоптана, обречена. Большая часть профессиональных воинов уже погибла, остатки армии находились далеко, и ей не пробиться к Киаре через вражеские заслоны. У нее больше не было здесь власти. Вместо многочисленных подданных осталось лишь несколько десятков человек, а каждый новый день усиливает ее врага.

Пусть так. Но время работает на нее так же, как на него. Быть может, ей не сравниться с ним в бою на мечах, но у нее есть и другое оружие!

Горы наполняли ее энергией, бередили воображение. Все то, что она раньше лишь слабо ощущала в себе, теперь сбывалось наяву. Казалось, возможностям нет предела, и она уже не старалась их ограничивать, напротив, стремилась покорить.

Время шло неторопливо, будто забыло, что умеет нестись вприпрыжку. Каждый день был бесконечен, проваливался из ослепительного света в сумерки, словно ее душа. Горы заслоняли солнце, и большую часть дня долина, ставшая им прибежищем, находилась в тени. Климат здесь был не тот, что на побережье: когда там только начинались зимние дожди, здесь уже прошло несколько сильных снегопадов. Склоны ближайших гор побелели, леса стояли мрачные, темные. По снегу было легче выслеживать зверя. Мужчины во главе с Пеликеном нередко уходили из долины в поисках добычи. Но десяток человек всегда оставался, охраняя тропу и дежуря на перевале. Люди продолжали приходить в поисках олуди Евгении. Некоторых горцы доводили до последнего перевала, а тех, кому не доверяли, оставляли до тех пор, пока Евгения не спускалась к ним сама. Она останавливалась в отдалении, разглядывая их: рабочих с медных рудников, загорелых садоводов, виноградарей, у которых больше не было дома. Они шли с женами, с маленькими детьми наугад по горным дорогам, зная, что где-то здесь скрывается их царица. Многие терялись, ломали кости на крутых тропах, срывались в пропасти, многие, отчаявшись, поворачивали назад. Но были и те, что находили ту единственную дорогу, на которой ждали охотники — друзья царицы.

Те всегда отличались подозрительностью и сейчас тоже не доверяли даже коренным иантийцам, которых было легко отличить по говору и характерным чертам лица. Времена настали беспокойные, за обличьем друга может скрываться враг, — так полагали горцы и, если сомневались в новичках, звали олуди. Она ценила их осторожность, которая пару раз действительно оказалась не напрасной. Даже среди преданных Фарадам иантийцев находились такие, что рассчитывали разузнать как можно больше о тайном убежище иантийской царицы и продать эти сведения людям Алекоса. Евгения читала их мысли, и приговор ее был краток. Горцы стаскивали тела к ближайшей расселине. Но такое случилось всего два раза. Между тем в узкой долине становилось тесно: уже к середине зимы здесь собралось больше сотни человек.